Культура

19:44, 27 ноября 2013

«Мечтаю сделать «Фальшивый купон»…

«Я рад, что вновь приехал в Ясную Поляну, на Тульскую землю, ведь здесь мы уже сняли две картины – «Чудо» и «Искупление». Презентация второго фильма состоится сегодня», – так начал разговор на пресс-конференции известный режиссер, народный артист РФ, лауреат Государственной премии СССР Александр Прошкин.

Фильм, который увидели зрители, собравшиеся в местном ДК, снят по одноименному роману Фридриха Горинштейна, получил более 30 призов на различных фестивалях, в том числе «За выдающиеся художественные достижения» на Монреальском кинофоруме. «Искупление» рассказывает о сложных судьбах в послевоенное время, о способе выживания. Молох войны разделил их на жертв и палачей, породил в душах бесконечное сострадание и нечеловеческую низость…
– Александр Анатольевич, расскажите, на каких тульских улицах шли съемки «Искупления»?
– Тула замечательна тем, что здесь можно найти любую эпоху. Основная работа шла на улице Металлистов, в ста метрах от кремля, где бывшие купеческие особнячки превращены в коммуналки без каких бы то ни было удобств. Нравы там простые до невозможности: мы снимаем, хозяева тут же выходят во двор и делают все свои дела… Несмотря на отсутствие водопровода и прочих удобств, тот двор был заставлен гаражами и машинами, мы попросили их убрать, что не вызвало сопротивления, поскольку владельцам построек была выплачена компенсация. Неподалеку совершенно замечательная набережная Дрейера, где тоже шли съемки, а у меня был знакомый – крупнейший литературовед с такой фамилией, подозреваю, что он имеет отношение к этой династии врачей, в чью честь названа улица. И вообще, Тула весьма своеобразный город, с какой-то своей поэзией, своим лицом, которое несколько нивелирует новая архитектура, всюду внедряющаяся средь старых домов.
– А люди по типажу были похожи на тех, что жили в послевоенную эпоху?
– Это – отдельная тема, поскольку уже в двух картинах у меня снимались потрясающие лица, которых никогда в жизни в Москве не удалось бы найти. По сценарию все должны быть худыми – первый послевоенный год, разруха, и такие люди в Туле нашлись. Но главное – выражение лиц, ведь уже столько десятилетий прошло в сытой благополучной жизни, и тем не менее есть в провинции еще и чистота, и свет в глазах. Даже когда делали какие-то эпизоды в столице, участников массовых сцен по 150–200 человек мы из Тулы привозили. Меня очень тронуло, что даже молодые люди словно почувствовали дух времени, девочки с удовольствием облачались в наив­ные платьица, фильдеперсовые чулочки, парней поголовно стригли в стиле эпохи, и никакого сопротивления не было, только один юноша с длинными волосами отказался «портить имидж».
– Сейчас большой интерес к советской стране, выпускается много фильмов про тот период, но, как правило, они несколько «залакированы». У вас же показывается словно изнанка времени…
– У меня все фильмы – продолжение одной и той же истории, хоть и в разных жанрах, но это – попытка исследовать, что же с нами произошло за семьдесят лет. И что происходило с народом, почему огромное количество умных, талантливых граждан покинули страну или погибли, или были уничтожены. И только великая нация могла выдержать все это, возродиться, не потерять свое место в мировой истории. Мои фильмы – разговор о том, как в тех условиях можно было прожить с прямой спиной и остаться человеком: начиная от «Доктора Живаго», «Вавилова» и до «Холодного лета 53-го» – в принципе, там одна интонация. В «Искуплении» все происходит на рубеже 1945–1946 годов, но речь там все равно идет о войне, как о страшном, глобальном несчастье. Ведь чем дальше от той бойни, тем больше ее мифологизация, и молодому поколению может показаться, что война – это такое лихое дело.
– Драйв!
– Да, и нет понимания опасности. А надо воспитывать идиосинкразию к этому кошмару, потому что в нашем веке война немыслима, и чтобы в сознании каждого человека, в сознании нации отложилось, что ее нельзя допустить, ведь это не только 30 миллионов жертв, это – разрушение самой жизни. И во мне все протестует, когда я вижу картины, где бравые белозубые парни побеждают какие-то карикатуры, в которые превращают фашистов: это – вранье ! Мои фильмы все исторические, насколько возможно, мы пытаемся восстанавливать время, его приметы, но все снимается из сегодняшнего дня, с мироощущением современных людей и тех проблем, которые у нас возникают. Но все-таки стараемся, заглянув в прошлое, смоделировать те опасности, которые могут ожидать в будущем: главное – не забывать о них.
– Какой диагноз вы бы поставили современному обществу?
– Постоянно в людях присутствуют и агрессия, и злоба, и зависть, и ксенофобия, которая обычно расцветает именно в войну – почему?! Казалось, жить бы да радоваться, да строить что-то новое. И исторические картины снимаются, чтобы понять, куда мы идем, какое общество строим. Лично у меня полной ясности на сегодняшний день нет…
– Когда получали награду в Монреале, какие еще фильмы выдвигались на получение призов?
– Поскольку я не большой знаток английского языка – то есть начисто его не знаю, то другие фильмы не смотрел, только слышал, что испанцы представили очень достойную работу.
– Вы считаете свой фильм «Искупление» фестивальным?
– Я этой градации не понимаю, для меня кино делится на человеческое и… не очень. Конечно, существует «зашифрованный арт», рассчитанный на гурманов кинематографа, но наша картина другая. Вообще любая кинолента – это некое человеческое послание. «Искупление» мы показывали в разных странах, от Канады до Австралии, и меня поражала реакция зала. К примеру, в Марселе, где вся публика состояла сплошь из переселенцев из России, зрители вышли зареванные, стали приставать ко мне с разными вопросами. По-русски почти никто не говорит, это третье или четвертое поколение мигрантов, но они так переживают за судьбу исторической Родины и так сердечно все воспринимают… Я смотрел на этих заплаканных зрителей и был счастлив, что мое «послание» услышано.
– А у нас как принимают этот фильм?
– Смотря на что ориентироваться. Если на премьеру в кинотеатре «Октябрь», то она была потрясающей. Но если судить по прокату, то – ничего, тишина. Потому что в залы ходит мало народу, мы вырастили поколение, которое ничего, кроме «Комеди клаба», не воспринимает. И если уж молодежь заплатит свои семьсот–восемьсот рублей за билет (что немыслимо дорого, ни в одной стране нет таких цен!), то хочет, чтобы за эти деньги веселили, потешали. А если нужно что-то прочувствовать, задуматься, то это начинает раздражать. Сегодня народ не очень хочет расстраиваться, его двадцать лет воспитывает телевидение, а там показывают или нечто гламурное, или сплошное кровопролитие, на эти две иглы «подсажен» наш зритель, не говоря уже об инъекции американского кино. Да, у них есть потрясающие фильмы, но здесь их не видят, а смотрят только развлекательный ширпотреб, рассчитанный на выкачивание денег… Кроме того, если картину не рекламируют Первый и Российский каналы, то зритель на нее не очень идет.
– Александр Анатольевич, а вам бы не хотелось снять что-то из произведений Толстого?
– У нас сейчас очень сложная система финансирования, и я понял, когда несколько лет назад предлагал снять «Хаджи-Мурата», что Лев Николаевич в нашем современном государстве не нужен. Еще я давно мечтаю сделать «Фальшивый купон», но и это предложение осталось без поддержки. Что сегодня актуально? Кассовое кино по принципу «чем глупее сюжет, тем больше зрителей в зале», а второе направление – прямолинейные «агитки»: «Ура! Ура! Вперед!» А я ни в том, ни в другом участвовать не могу… Когда предлагал снять «Хаджи-Мурата», то считал, что эта вещь будет своевременна, поскольку сейчас скопилось столько ярости, злобы в нашей многонаселенной, многоконфессиональной стране. Люди теряют общий язык, который существовал при советской власти в самые тяжелые времена. И лучше Толстого никто не сможет разъяснить, кто же они, кавказцы, как начать общаться с ними без выстрелов. А «Фальшивый купон» рассказывает о том, что, сколько бы мы ни твердили вслух заповеди, жить по ним за две тысячи лет так и не научились. За экранизацию этого произведения брались французы, но у них – свой взгляд… А вот наша страна, пожалуй, подзабыла, какие гении жили в ней и что в мире мы славимся не нефтью, а Пушкиным, Толстым, Достоевским, Чеховым. Антон Павлович – самый популярный театральный драматург ХХ века, его в других странах ставили значительно чаще, чем в России. Почему-то за границей его лучше понимают. А они ставят Чехова так, как он писал: «Вишневый сад» – комедия, и там получается комедия – печальная, со слезами, но – комедия. А немецкий спектакль «Чайка» я до сих пор не могу забыть: бегает по сцене Нина Заречная – толстуха с пунцовыми щеками, эдакая молочница Гретхен, и что-то там завывает, смешно, трогательно и невероятно человечно! Понимаете, наша таинственная русская душа востребована во всем мире, именно она аккумулировала и зарядила культуру прошлого века, и когда мы с этих высот начинаем прыгать до «Комеди клаба», надо стыдиться. Потому что кино – это национальная идея, выраженная по-особому, в лицах людей, в природе, ею дорожить надо, а не опускаться до пошлых шоу…
Марина ПАНФИЛОВА
Елена КУЗНЕЦОВА
1 комментарий
, чтобы оставить комментарий
Гость
28 ноября 2013
Спасибо! Оказывается, иногда и  в "ТИ" случаются  Материалы, которые напоминают, что и журналистика сегодня  тоже  не всегда "Комеди Клаб"  и  облизывание чиновничков, хотя  весь материал, по сути, есть прямая речь Прошкина. Молодец!

На эту же тему