Музейные застенки

Марина ПАНФИЛОВА
Геннадий ПОЛЯКОВ

Краевед Александр Рудаков в своих исследованиях пришел к выводу, что в Тульском кремле, в нижнем ярусе Никитской башни, раньше располагалась пыточная камера. А о нравах прошлого говорят дошедшие до наших дней выражения «согнуть в три погибели», узнать «подлинную правду» и «подноготную».

Сотрудники музея «Тульский кремль» уже давно подготовили экскурсию по этим мрачным закоулкам Средневековья. Сейчас экспозиция обновлена и по-прежнему пользуется интересом посетителей. Даже младших школьников не пугают эти рассказы – напротив, пытливые юные умы стремятся узнать подробности, поскольку воспринимают все пока не всерьез, а экскурсоводы не сгущают краски.
В полутемном помещении на столе XVII века – чернильница с пером, свеча в подсвечнике и свиток с выдержками «Судебника» 1497 года – первого документа на Руси, принятого великим князем московским Иваном Васильевичем «вместе с детьми и боярами о суде» – «как судити боярам и окольничим».
Самым распространенным наказанием было битье кнутом – за воровство, «татьбу» (разбой), повреждение межевых знаков на землях помещиков и прочие провинности. И производилось оно публично, при стечении большого количества народа, а продолжительность порой доходила до трех дней, так что, по свидетельству отечественных и иностранных очевидцев, нередко все заканчивалось смертью.
Крепостное право, которое было утверждено в России «Уложением» 1649 года, держалось на порке: как пишет в своих «Заметках» Андрей Болотов, этот вид наказания у помещиков был в ходу. Он приводит пример, как одна барыня приказала выпороть 80 женщин – за то, что они не набрали земляники.
Адмирал Николай Мордвинов в 1824 году внес в Государственный Совет предложение об отмене наказания кнутом и клеймения лица, но оно было отклонено императором Александром I.
За более легкие провинности пороли батогами: в царском наказе воеводам от 1633 года предписывалось «по небольшой вине бити батоги, а по большой бити кнутом». Наиболее часто подобное бесчестие применялось к судьям и дьякам, изобличенным во взяточничестве: виновному при порке привязывали на шею кошелек с серебром, «мягкую рухлядь», даже соленую рыбу – вещи, взятые в подарок.
И вплоть до XIX века ставили отметки на лица татям и ворам: клеймо становилось своеобразной визитной карточкой – на лбу был прописан род занятий. «А татя, вора всякого пятнити», – читаем в «Уложении» 1649 года.
В это же время было введено отрезание уха за вторую «татьбу».
В соответствии с этим люди, у которых «уши резаны», находились на особом контроле у судебных властей, а укрывавшие таковых платили штраф.
 Клещи, жаровня для угля, в которой их грели, и металлические клейма-буквы дошли до наших дней.
Так же как и обнаруженный недавно в одном из белевских монастырей массивный металлический костыль на короткой цепи, заканчивающийся металлическим ошейником, который крепился к довольно тяжелому чурбану – «стулу». Тот, что показан в Никитской башне, весит почти 25 килограммов.
«Тяжелые эти стулья колодники вынуждены были повсюду таскать на себе», – пишет исследователь ХХ века Эдвард Гарнет, что показывает: подобный вид расправы применялся не только в нашей стране.
Разновидности кандалов, надевавшихся на руки, ноги, шею, расположены в каменных нишах башни, что придает им еще более жутковатый вид.
Самое страшное из этих орудий пытки – «рогатка»: металлический ошейник с шипами по периметру. Их длина – около 20 сантиметров, и, таким образом, арестованный оставался круглосуточно в стоячем или сидячем положении. Прилечь и даже прислониться к чему-либо он не мог: иглы не позволяли.
В тех же «Записках» Болотова описывается случай, когда девушка не выдержала такой пытки и «возложила на себя руки».
Историк и государственный деятель России XIX века Сергей Татищев считает, что слово «тюрьма» имеет не славянское, а немецкое происхождение. На Руси, начиная с XI века, людей сажали в «погреб», «поруб», «темницы». Затем стали строить тюрьмы – вначале земляные, просуществовавшие до начала XVIII столетия, затем деревянные и каменные.
Сидевшие там не питались за государственный счет, их кормили родственники, либо они собирали пропитание у населения, для чего партиями по два–три человека из менее опасных заключенных водили в кандалах со стражами по городу. Собранные подаяния делились на всех, сидящих в тюрьме.
Об этом свидетельствуют многочисленные челобитные, дошедшие до наших дней: «…пожалуй меня, сироту своего, из-за решетки освободи, чтоб мне голодною смертью не умереть…»