Приют для Дон Кихота

 Марина ПАНФИЛОВА

Мятежный, сражающийся с открытым забралом, поверженный, но гордый, со взглядом, устремленным вдаль, – таким изображает Рыцаря печального образа  московский художник, скульптор и график Алексей Евдокимов.
Выставка произведений этого мастера открылась в Доме Крафта в рамках международного фестиваля «Сад гениев». Она была подготовлена Московским институтом Сервантеса и Библиотекой иностранной литературы им. Рудомино.
Работы выполнены в разной технике – на холсте, картоне, фанере. Есть скульптурные и графические изображения на одну тему, и равномерные карандашные штрихи, и яростные, пастозные мазки, создающие особый мир, куда автор приглашает всех желающих...
– Это, наверное, последняя моя публичная экспозиция на тему Дон Кихота: все это уже закупил один авиационный холдинг, его руководство хочет  разместить у себя, – рассказал на открытии маэстро. – Мои выставки на эту тему уже показывались в Штатах, Перу, Лиме, в Европе –  в Париже, Берлине и Вене. Экспонировались работы и в разных городах России.
– То есть, ваш рыцарь путешествует по миру?
– Да, но теперь он оседает, прописывается в нашей стране. Я рад, что мы с ним приехали в Тулу – замечательный, потрясающий старинный город. А в этом зале великолепное пространство, где размещены работы. И все это в душе как-то связалось вместе в одно впечатление – светлое, радостное, и название для выставки выбрано подходящее: «Сервантес – рыцарь искусств».
– А можно узнать – «откуда у хлопца испанская грусть»?
– Появилась под влиянием фильма Григория Козинцева, который был снят в 1957 году по мотивам романа Мигеля де Сервантеса «Дон Кихот». А я родился в 55-м. Когда, будучи еще дошкольником, увидел эту картину с Николаем Черкасовым в главной роли, она произвела на меня сильнейшее впечатление: свои первые рисунки на эту тему я стал делать лет в восемь-девять. Так произведение вошло в мою жизнь, и оказалось – навсегда.
А когда у меня возникли «взаимоотношения» с Академией художеств специальная комиссия выбирала из молодых художников авторов, заключала с ними контракты, а те потом работали на разные темы, то мне первоначально поручили цикл «Лениниана» – в то время очень ответственный вариант. А уже после позволили делать то, что выберу сам. Я и предложил Дон Кихота: Дмитрий Спиридонович Бисти и Григорий Семенович Верейский пришли в полный восторг. Через год я показал первые десять работ. Их признали, потом брали на «академические» выставки.
– И с тех пор ваше имя неразрывно связано с Дон Кихотом. Судьба?
– Да, пожалуй. И случаи были разные – как подсказки, что иду правильным путем. К примеру, когда создавались первые работы, у меня еще не было своей мастерской и все приходилось травить на балконе, а мороз стоял – под двадцать градусов! И когда я положил офортные доски в кювету, залил кислотой, то реакции почему-то не было – пузырьки не шли. Ну, я плеснул концентрированной кислоты – так, что все вскипело, лак вскрылся, на поверхности – бурление. Ну  все, подумал: доска пропала! Но когда я все смыл и напечатал, оказалось, что это – лучшая работа из всего цикла. Так что порой мне кажется, что не я, а кто-то свыше руководит этим процессом.
– То есть, Рыцарь печального образа идет с вами рядом?
– Не знаю, рядом или  чуть впереди. И  не всегда понимаю, почему я делаю именно так, а не иначе… Но мне интересен сам материал. Я  не буквально создаю иллюстрации к роману, а размышляю на тему Дон Кихота, воплощаю образы, созданные Сервантесом, в разных техниках и видах визуального искусства, импровизирую. Вы видите: здесь показаны графические, живописные и скульптурные произведения в мраморе, известняке, металле. А недавно я подсчитал, сколько всего сделал на эту тему: получилось  больше 1200 работ!
– У вашего героя постоянно полуприкрыты глаза: он словно видит то, чего не замечают другие?
– Наверное, да… Понимаете, писатель словно заложил параметры иного мира, в котором могут жить все желающие. И самое главное: везде Дон Кихот непобедим, потому он был создан, чтобы побеждать. Даже при падении с мельницы и при поруганиях, издевательствах он выглядел – и был! – победителем. И я хочу, чтобы это поняли те, кто приходит на мои выставки: все высоко духовное, чистое, доброе – вечно!