«Россия – Нюрин Храм…»

Софья МЕДВЕДЕВА,
Андрей ЖИЗЛОВ
Геннадий ПОЛЯКОВ

Связь с поэтом Евгением Евтушенко – особая гордость Тепло-Огаревского района. Здесь в селе Казанское долгие годы жила Анна Никитична Маркина, няня поэта. Сейчас этой деревни уже нет, на ее месте – пустырь, но сохранилась могила воспитательницы.

– Она была моей Ариной Родионовной, воспитывала меня, когда я был мальчишкой, – рассказывал Евтушенко.
Поэт неоднократно посещал Анну Никитичну, специально приезжал к ней из США, куда эмигрировал в начале девяностых. Когда няни не стало, стал ходить на ее могилу – чтобы почтить память.
В начале 2000-х Евтушенко впервые приехал в Тулу – в то время как раз отыскали могилу Анны Никитичны. А десять лет назад поэт прочитал свои стихи в нашем ДК ТОЗ (нынешний Городской концертный зал). Он общался с туляками, отвечал на вопросы, которые передавали на небольших клочках бумаги, подписывал книги. И несмотря на то что в зале было по-зимнему холодно, атмосфера была по-настоящему теплой.
В 2015-м Евтушенко побывал в церкви во имя Иверской иконы Божией Матери в Теплом и прочел свои стихи прихожанам. Это место для встречи с теми, кто неравнодушен к творчеству поэта, было выбрано неспроста. В 1928 году Анна Никитична спасла из разрушенной церкви пять икон, которые сейчас снова можно увидеть в храме, который в народе называют Храмом Нюры. Встреча длилась почти четыре часа. По этому случаю в церкви поставили скамейки. Жители Теплого никак не хотели отпускать поэта. На прощание они подарили Евтушенко записную книжку Анны Никитичны, которую поэт передал местному музею.
В художественно-краевед­чес­ком музее, кроме записной книжки, также хранятся некоторые вещи Анны Маркиной: церковные свечи, шило, ножницы, старинные портреты родственников. А от великого поэта музею достались сборники его стихов с автографами.
Поэт посвятил не одно стихотворение своей любимой няне Нюре – так он ее ласково называл.
Евтушенко еще найдет своего исследователя, когда в русской поэзии двадцатого века перестанут замечать одного лишь Бродского. А уж когда возьмутся литературоведы и биографы за фигуру Евгения Александровича, станет ясно, что более противоречивую личность найти трудно. Автор монументально красной «Братской ГЭС», воспевавший Кубу Фиделя Кастро, ‒ и яростный антисоветчик в перестройку. Пронзительный лирик в молодые 50–60-е ‒ и запутавшийся в длиннотах и самоповторах поздних стихов. Хлестко критиковавший собратьев по перу за поэтические несуразицы ‒ и сам написавший немало слабого и банального. Живший в последние десятилетия преимущественно в США ‒ но вынуждавший своих американских студентов плакать над советским кино. Какой Евтушенко настоящий?
Среди собратьев-шестиде­сят­ников его творчество, пожалуй, самое неравноценное. Но в лучших своих образцах Евтушенко прекрасен. Звучат песни, и большинство людей даже не знает, что эти строчки принадлежат ему. «Хотят ли русские войны?» в хрестоматийном исполнении Марка Бернеса. Ставшая классикой благодаря Эльдару Рязанову «Со мною вот что происходит…» А еще «Сережка ольховая», «Заклинание» («Весенней ночью думай обо мне…»), «Дай бог», «Ничто не сходит с рук», «Не спеши».
А его любовные стихи переписаны в тысячи девичьих тетрадок по всему Советскому Союзу.

Не понимать друг друга
страшно –
не понимать и обнимать,
и все же, как это ни странно,
но так же страшно,
так же страшно
во всем друг друга понимать.
Тем и другим себя мы раним.
И, наделен познаньем ранним,
я душу нежную твою
не оскорблю непониманьем
и пониманьем не убью.

В гражданской лирике Евтушенко тоже не был неискренним. Можно сделать на одном мастерстве «Братскую ГЭС» ‒ местами слишком пафосную. Но «Казнь Стеньки Разина», ставшую частью этой поэмы, нельзя написать неискренне.

И сквозь рыла, ряшки, хари
целовальников, менял,
словно блики среди хмари,
Стенька лица увидал.
Были в лицах даль и высь,
а в глазах, угрюмо-вольных,
словно в малых тайных Волгах
струги Стенькины неслись.
Стоит все терпеть бесслезно,
быть на дыбе, колесе,
если рано или поздно
прорастают лица грозно
у безликих на лице…

В поздних стихах Евтушенко значительно меньше жемчужин, чем в 50–70-е. Он пробовал себя в прозе и режиссуре, составил антологию русской поэзии «Строфы века» со своими стихотворными предисловиями к каждому автору ‒ очень субъективную, но ценную. И десять лет назад, приехав в Тулу, сетовал на то, что в городе слишком мало поэтических вечеров, творческих встреч. Разве мог он забыть замершую, жадную до стихов аудиторию Политехнического?
Биография Евтушенко, проходя по Тульской земле, прочерчивает касательную. Но, может быть, эта линия лишь кажется такой? Каким стал бы Пушкин, если б не Арина Родионовна? Каким оказался бы Евтушенко, кабы не Анна Никитична Маркина?

За Тулой, Тулой, Тулой,
за речкой снулой-снулой
и за избой сутулой,
где больше Нюры нет,
в кирпичном сельском храме
в любой иконной раме
есть, Нюра, твой портрет.
Гречиха, ах, гречиха,
сквозь горе и сквозь лихо
ты шепчешь, но так тихо,
что непонятно нам…
Хотя мы не святые,
грех – наследить в России…
Россия – Нюрин Храм.