Культура
09:00, 14 июня 2013
Смешно до слез
Новый спектакль Тульского академического театра драмы «Нахлебник», поставленный по пьесе И. С. Тургенева актером Евгением Маленчевым, о вечных человеческих ценностях – достоинстве, самопожертвовании и отцовской любви. В центре внимания – «маленький человек».
Камерное пространство малого зала театра, вмещающее в себя все-таки подготовленную публику, идет действу на пользу. Здесь зрители и актеры настолько приближены друг к другу, что и рампа кажется условной чертой. Да еще художник Анастасия Бугаева сознательно придвинула задник – так что у исполнителей даже нет возможности уйти вглубь сцены, они все на виду, и улавливается малейшее мимическое движение, полутон, тихий вздох.
Эта пьеса была написана в 1848 году, задумывалась как комедия и предназначалась для бенефиса М. С. Щепкина. Но была запрещена цензурой и увидела свет лишь в 1857-м в «Современнике» под заглавием «Чужой хлеб». А премьера состоялась в 1862 году, правда, главную роль все-таки сыграл Щепкин, но уже постаревший. Больше всего зрителей или читателей здесь волнует человеческая тайна, спрятанная в сюжете произведения, которое, кстати, за последние 150 лет обошло все ведущие драматические сцены Италии, Франции, Германии, Англии.
Тайна судьбы, рождения, смерти, к которой причастны два действующих лица. Это главная героиня, блестящая красавица Ольга, приехавшая в родное имение из Петербурга после семилетней отлучки (в тульской постановке ее играет Полина Шатохина), и старик-приживал Василий Семенович Кузовкин (Андрей Сидоренко), обретающийся здесь с молодости «на хлебах», как говорили в те времена. Встреча этих двоих и становится смысловым, сюжетным, энергетическим центром истории. Тайна их отношений и ее разгадка создает интересные моменты для актерской игры, которые тульские исполнители используют сполна.
Это тихий спектакль, мелодраматическая история, насквозь бытовая, реалистичная. Обедневший дворянин, живущий в чужой усадьбе, по его утверждению, всю жизнь «шутом рядится», скрывает от всех, что наследница умершего хозяина на самом деле его, Кузовкина, дочка. Лишь потом, в пьяном угаре, выкрикивает правду. Публика сочувствует «маленькому человеку», хотя и не вся: современной молодежи непонятно, что это за «должность» – нахлебник. Недаром на премьере, выходя в антракте из зала, один молодой человек так прокомментировал своей спутнице происходящее: «А работать дядя не пытался?..»
Небольшая территория малой сцены требует максимальной реалистичности, и потому создатели спектакля пренебрегли авторскими ремарками, вроде «зала в богатом доме». Здесь камерное пространство с двумя дверьми, в которые постоянно кто-то входит-выходит: сонный мир проснулся, жизнь забурлила, когда приехали из столицы господа. Тут нет поэзии российской усадьбы, так замечательно описанной Тургеневым, декорации условны, как и костюмы. В отношении последних комментарии великого писателя особенно интересны уже потому, что помогают актерам понять суть персонажей. К примеру: «Флегонт Тропачев, сосед, – по природе грубоват и даже подловат, Карпачев, тоже сосед, – очень глупый человек с усами, И. К. Иванов – смирное и молчаливое существо. Охотно грустит». В спектакле костюмам уделяется минимальное внимание, так что помещики из XIX века щеголяют в современном одеянии, и каждый характер прописан детально лишь с помощью лицедейства. Маленчев рискованно затягивает отдельные сцены и эпизоды и не делает ничего, чтобы «расцветить» монологи персонажей, поскольку предпочитает доверять тургеневскому тексту. Хотя явная театрализация – по контрасту с иными тихими сценами – все же присутствует. Когда в усадьбу Елецких являются гости, те самые Тропачев (Александр Соловьев) и Карпачев (Сергей Сергеев), режиссер позволяет им пошуметь и повеселиться от души, особенно когда по сюжету резвость поведения сдобрена щедрыми возлияниями. Захожие люди явно смотрятся чужими в этом мирке, где старики Кузовкин и Иванов (Анатолий Кирьяков) настолько срослись с несуетным бытом усадьбы, что их запросто можно накрыть чехлами для мебели вместе со стульями, на которых они сидят. Отношение к ним тоже как к мебели: кушаньем обносят, протянутую рюмку не замечают.
Интересно оформлено место, занимаемое приживалом: небольшое углубление в стене, и – бабочки наклеены над втиснутым туда табуретом, на котором проводит дни старик. Кстати, после его ухода Флегонт с циничной усмешкой сковыривает их тростью, и словно появляется пустота на сцене.
Обычно «Нахлебника», задумывавшегося как комедийное произведение, играют как драму старика-отца, от которого откупается нехорошая дочка. В Туле получился спектакль о человеке, наконец-то ставшем счастливым: дочь поверила ему, дала денег, но не откупаясь, а потому, что он теперь родной, и это – забота, которую нельзя не принять. Трагедийные мотивы пьесы не педалируются, в итоге побеждает здравый смысл, который олицетворяет муж Ольги, Павел Елецкий (Юрий Богородицкий), по ремарке «человек дюжинный, не злой, но без сердца». Актер играет спокойную, мудрую личность, способную найти единственно правильный выход из создавшейся щекотливой ситуации, защищая репутацию жены перед «светом», помогая старому недотепе, который умудрился так бездарно прожить свою жизнь. И если в XIX веке пьеса предполагалась быть бенефисной для исполнителя роли Кузовкина, то здесь все симпатии зрителей на стороне совсем другого человека.
Марина ПАНФИЛОВА
Елена КУЗНЕЦОВА
Камерное пространство малого зала театра, вмещающее в себя все-таки подготовленную публику, идет действу на пользу. Здесь зрители и актеры настолько приближены друг к другу, что и рампа кажется условной чертой. Да еще художник Анастасия Бугаева сознательно придвинула задник – так что у исполнителей даже нет возможности уйти вглубь сцены, они все на виду, и улавливается малейшее мимическое движение, полутон, тихий вздох.
Эта пьеса была написана в 1848 году, задумывалась как комедия и предназначалась для бенефиса М. С. Щепкина. Но была запрещена цензурой и увидела свет лишь в 1857-м в «Современнике» под заглавием «Чужой хлеб». А премьера состоялась в 1862 году, правда, главную роль все-таки сыграл Щепкин, но уже постаревший. Больше всего зрителей или читателей здесь волнует человеческая тайна, спрятанная в сюжете произведения, которое, кстати, за последние 150 лет обошло все ведущие драматические сцены Италии, Франции, Германии, Англии.
Тайна судьбы, рождения, смерти, к которой причастны два действующих лица. Это главная героиня, блестящая красавица Ольга, приехавшая в родное имение из Петербурга после семилетней отлучки (в тульской постановке ее играет Полина Шатохина), и старик-приживал Василий Семенович Кузовкин (Андрей Сидоренко), обретающийся здесь с молодости «на хлебах», как говорили в те времена. Встреча этих двоих и становится смысловым, сюжетным, энергетическим центром истории. Тайна их отношений и ее разгадка создает интересные моменты для актерской игры, которые тульские исполнители используют сполна.
Это тихий спектакль, мелодраматическая история, насквозь бытовая, реалистичная. Обедневший дворянин, живущий в чужой усадьбе, по его утверждению, всю жизнь «шутом рядится», скрывает от всех, что наследница умершего хозяина на самом деле его, Кузовкина, дочка. Лишь потом, в пьяном угаре, выкрикивает правду. Публика сочувствует «маленькому человеку», хотя и не вся: современной молодежи непонятно, что это за «должность» – нахлебник. Недаром на премьере, выходя в антракте из зала, один молодой человек так прокомментировал своей спутнице происходящее: «А работать дядя не пытался?..»
Небольшая территория малой сцены требует максимальной реалистичности, и потому создатели спектакля пренебрегли авторскими ремарками, вроде «зала в богатом доме». Здесь камерное пространство с двумя дверьми, в которые постоянно кто-то входит-выходит: сонный мир проснулся, жизнь забурлила, когда приехали из столицы господа. Тут нет поэзии российской усадьбы, так замечательно описанной Тургеневым, декорации условны, как и костюмы. В отношении последних комментарии великого писателя особенно интересны уже потому, что помогают актерам понять суть персонажей. К примеру: «Флегонт Тропачев, сосед, – по природе грубоват и даже подловат, Карпачев, тоже сосед, – очень глупый человек с усами, И. К. Иванов – смирное и молчаливое существо. Охотно грустит». В спектакле костюмам уделяется минимальное внимание, так что помещики из XIX века щеголяют в современном одеянии, и каждый характер прописан детально лишь с помощью лицедейства. Маленчев рискованно затягивает отдельные сцены и эпизоды и не делает ничего, чтобы «расцветить» монологи персонажей, поскольку предпочитает доверять тургеневскому тексту. Хотя явная театрализация – по контрасту с иными тихими сценами – все же присутствует. Когда в усадьбу Елецких являются гости, те самые Тропачев (Александр Соловьев) и Карпачев (Сергей Сергеев), режиссер позволяет им пошуметь и повеселиться от души, особенно когда по сюжету резвость поведения сдобрена щедрыми возлияниями. Захожие люди явно смотрятся чужими в этом мирке, где старики Кузовкин и Иванов (Анатолий Кирьяков) настолько срослись с несуетным бытом усадьбы, что их запросто можно накрыть чехлами для мебели вместе со стульями, на которых они сидят. Отношение к ним тоже как к мебели: кушаньем обносят, протянутую рюмку не замечают.
Интересно оформлено место, занимаемое приживалом: небольшое углубление в стене, и – бабочки наклеены над втиснутым туда табуретом, на котором проводит дни старик. Кстати, после его ухода Флегонт с циничной усмешкой сковыривает их тростью, и словно появляется пустота на сцене.
Обычно «Нахлебника», задумывавшегося как комедийное произведение, играют как драму старика-отца, от которого откупается нехорошая дочка. В Туле получился спектакль о человеке, наконец-то ставшем счастливым: дочь поверила ему, дала денег, но не откупаясь, а потому, что он теперь родной, и это – забота, которую нельзя не принять. Трагедийные мотивы пьесы не педалируются, в итоге побеждает здравый смысл, который олицетворяет муж Ольги, Павел Елецкий (Юрий Богородицкий), по ремарке «человек дюжинный, не злой, но без сердца». Актер играет спокойную, мудрую личность, способную найти единственно правильный выход из создавшейся щекотливой ситуации, защищая репутацию жены перед «светом», помогая старому недотепе, который умудрился так бездарно прожить свою жизнь. И если в XIX веке пьеса предполагалась быть бенефисной для исполнителя роли Кузовкина, то здесь все симпатии зрителей на стороне совсем другого человека.
Марина ПАНФИЛОВА
Елена КУЗНЕЦОВА
0 комментариев
, чтобы оставить комментарий
Ранее на тему
Гимн искусству пели хором
05 июня, 19:31
Вальтер для Брежнева
31 мая, 09:59
Из старины глубокой
29 мая, 22:07
Сбил случайно или целенаправленно?
28 мая, 19:27