Уездной барышни альбом

 Марина ПАНФИЛОВА
 Елена КУЗНЕЦОВА

В Одоевском краеведческом музее хранятся дневники некоей Милиции Васильевны Рогачевской: двенадцать ученических тетрадочек, первая из которых датируется 1917 годом, последняя – 1920-м.

Как рассказала научный сотрудник этого учреждения культуры Галина Минакова, семья Рогачевских переехала в Тульскую губернию из Пет­рограда: бежали от голода и войны. Записи передала в музей одна из представительниц династии. Их автор – фактически ровесница ХХ века, которой в год свершения Октябрьского переворота исполнилось шестнадцать: самое время для романтических бредней.
Исторические события тех лет отражены в дневниках весьма скудно. Например, во время Гражданской войны юная эссеистка Мила не вдается в анализ вершащейся на ее глазах истории, а простодушно сетует по поводу прерванного учебного процесса.
Милиция Рогачевская при­ехала в Одоев с братьями Александром и Николаем и сестрой Валентиной, их имена упоминаются в записях. Про отца там нет никаких сведений, а их мама работала врачом в местной больнице, где лечили не только жителей города, но и раненых солдат. Не случайно на обложке одной из тетрадок есть пометка: «Для записи больных и раненых лазарета № 2».
Осторожно переворачиваем листы. Пожелтевшая хрупкая и одновременно жесткая бумага. По меняющемуся почерку – от аккуратного, округ­лого, до беглого и почти неразборчивого, скорописного, не понять, была ли Мила «парфеткой», то есть прилежной и послушной гимназисткой, или же «мовешкой» – не самой успевающей ученицей, да еще и шалуньей. Правда, клякс нет. Зато много стихов – душещипательных, где «розы-грезы-слезы» и переживания по поводу «он не поглядел на меня».
«Что писать? Все так безотрадно, однообразно, живешь, словно в деревне, ждешь писем – и только. Сейчас нашла стих, надо списать – огромное удовольствие…». При чтении этой записи на память приходят пушкинские строки: «Конечно, вы не раз видали уездной барышни альбом, Что все подружки измарали с конца, с начала и кругом. Сюда, назло правописанью, стихи без меры, по преданью в знак дружбы вечной внесены…» А ведь тогда шла Первая мировая война, в стране произошла революция – люди пытаются уцелеть, элементарно выжить. А здесь…
«12.02.1918 года. На Валины именины были только Наталья Петровна и Майоров, но я с ними не сидела. В воскресенье вечерком пришла за мной кататься на санках Клаша…». «Все-таки бедная Маруська – Сергей ей не кланяется, она с ума сходит». «Сегодня я в гимназию не ходила, так как ни одного урока не знала: все-таки порядочно я пропустила…».
Один из братьев Мили, Александр, тоже вел дневник – красивый альбом в стиле XIX века, с вензелями на первом листе и посвящением любимой сестре: «Милой дорогой сестричке Милечке от вечно любящего Шурки. Город Одоев 27 октября 1917 года». Этот дневник тоже есть в музее. Саша работал на почте – а какое еще место службы можно было найти в глуши? И был также романтичен, о чем свидетельствует первая же запись: «Детские годы – счастливые дни, как вешние воды промчались они…» Вот и его сетования на жизнь: «Какая четверть у меня скверная – ужас! И с Маруськой в таких плохих отношениях, не разговариваем, Маруся не смотрит в мою сторону…»
– Жизнь так устроена, что для человека маленькие события его личной судьбы важнее судеб целых государств, – комментирует эти записи Галина Минакова. – Но и здесь можно по крохам найти описание событий тех лет.
 «11 ноября 1917 года. От Вали нет писем, – пишет Милиция. – В Москве все это время беспорядки. У нас ждали погром, но ничего не было, хотя в имениях громят вовсю. У Боголеповых все имение разбито, с дома даже крышу сняли». «16 января 1918 года. Сегодня в земстве спектакль, я не пойду – будут страшные безобразия». «23 января 1918 года. Должен приехать Коля, т. к. объявлена мобилизация».  «26 февраля 1918 года. Колю назначили на почту в Белев. Обещал меня взять на лето. Как бы я была рада. Ведь в Белеве есть кинематограф и все-все. Раньше я мечтала поехать на Кавказ, а теперь и до Белева по железной дороге доехать невозможно, но, может, до лета все изменится?». «20 марта 1918 года. Мы уже не учимся. Пришел декрет от большевиков, чтобы распустить все сред­ние учеб­ные заведения ввиду угрожающей эпидемии». «4 ноября 1918 года. Мы начали учиться. Учимся по новой программе, с мальчиками. Гимназия у нас теперь смешанная, ужасно неудобно…».
Сегодняшним читателям этих дневников многое в них кажется и странным, и наивным. Даже почерк разобрать не получается с первого раза. Удивительно, как в вихре  двух мировых войн и революции сохранились эти тетрадки. Но именно такие фамильные архивы простых горожан и составляют историю целой страны.