Площадь не переименовали…

«Вчера во Франкфурте-на-Одере скончалась императрица Гермина, вдова кайзера Вильгельма II. Поезжай туда, посмотри на месте, что надо делать», – приказал осенью 1947 года комендант советской оккупационной зоны Берлина генерал-майор Александр Котиков Евгении Кацевой – сотруднице советского бюро информации, курировавшего немецкую прессу и являвшегося одним из подразделений советской военной администрации в Германии.

В советской военной комендатуре Франкфурта о смерти Гермины еще не знали. Сказали, что пару дней назад та приходила с камердинером за недельным пайком картошки: «Немцы – они народ дотошный, пусть видит на весах, что получает то же, что и остальное население». Вызволить императрицу из советской оккупационной зоны западная родня не стремилась, отмечала Кацева: ее новый брак после смерти Вильгельма считался мезальянсом. Второй муж Гермины умер, и жила она с дочерью лет тридцати. Принцесса сообщила, что императрица скончалась после приезда американского офицера – сына Вильгельма, который со скандалом забрал и увез чемоданчик с фамильными драгоценностями.
По распоряжению Котикова похоронами императрицы занялась советская военная администрация Потсдама, где в парке Сан-Сусси стояла часовня с останками членов кайзеровской фамилии. На похороны съехались вся прусская аристократия и мировая пресса. Но западных журналистов мало интересовала покойная Гермина: в последующие дни «газеты выходили с огромными заголовками: «Куда подевались драгоценности кайзеровской фамилии?». Газетчики проигнорировали – конечно, из-за политического подтекста – другую сенсацию: организацией подобающего обряда проводов императрицы первым озаботился крестьянский сын, бывший батрак.
Александр Георгиевич Котиков (1902–1981) родился в деревне Бакино Белевского уезда, до 13 лет работал у помещика, потом уехал в Москву к дедушке, трудился на ситценабивной фабрике. На малую родину вернулся в 1919 году, был в составе ЧОН (части особого назначения, формировавшиеся на местах для борьбы с контрреволюцией. – Ред.) и одновременно учился в Белевском реальном училище. Организовал комсомольскую ячейку в Бакино, 18 лет вступил в партию, учился в Тульском коммунистическом университете, был на партийной и комсомольской работе. В 1924 году призван в армию, окончил Военно-политическую академию имени Ленина. В начале Великой Отечественной войны воевал в составе 61-й армии, участвовавшей в боевых действиях на территории Белевского района. Несколько месяцев служил в Главном политическом управлении Красной Армии, в августе 1942-го вернулся в действующую армию начальником политотдела армии на Волховском фронте, затем– на Первом Белорусском и Третьем Прибалтийском фронтах. Участвовал в освобождении Белоруссии и Прибалтики, в Висло-Одерской, Восточно-Померанской и Берлинской операциях.
«Высокий, стройный полковник с обветренным лицом и седеющими волосами, – таким запомнил Александра Георгиевича фронтовик-политработник Николай Ивушкин. – Держался Котиков, казалось поначалу, несколько необычно. Беседы с людьми начинал не привычным обращением «товарищи», а старинным «други мои». Голос у него был звучный и мягкий – бархатный баритон. Говорил он превосходно. Котиков был душевным, умным, интеллигентным человеком. В первый раз он провел в дивизии три-четыре дня, побывал на переднем крае. Беседовал с солдатами и офицерами, с замполитами полков и работниками политотдела, с каждым по-дружески, как с равным, спокойно, не торопясь, обо всем». Он сердился, сталкиваясь с формализмом и чиновной спесью. Ивушкин рассказывал, как Котиков едко высмеял одного полковника, который вел беседу с солдатами примерно так: «Как живете, товарищи?» – «Хорошо, товарищ полковник». – «Как вас кормят?» – «Хорошо, товарищ полковник». – «Письма из дому получаете?» – «Получаем, товарищ полковник». – «Настроение боевое?» – «Боевое, товарищ полковник»… В политотделе, при многих офицерах, Котиков спросил его: «Как живете, товарищ полковник?» – «Хорошо». – «Как вас кормят?» – «Хорошо...» – «Письма из дому получаете?»… Мы, отмечал Ивушкин, «не удержались от улыбок, а полковник покраснел как рак». Сам Котиков, если беседовал с солдатами о пище, так и ел с ними из одного котелка, если о письмах, так просил, которые можно, прочитать вслух. Тут же порой решали, как и чем семье фронтовика можно помочь, кому из местных руководителей написать. «Многому мы учились у Котикова – такту, сердечности, самостоятельности, – признавался Ивушкин. – Верно кто-то сказал, что когда познакомишься с хорошим человеком, словно увидишь новую звезду. И тебе будет светлее, и жить станет легче. Такое ощущение осталось у меня от знакомства с Александром Георгиевичем Котиковым».
К назначению в апреле 1946 года военным комендантом Берлина Котиков уже имел опыт комендантской работы на территории оккупированной Германии – начальником управления советской военной администрации провинции Саксония-Анхальт в городе Галле. Однако на новой должности перед ним стояли куда более широкие и ответственные задачи – военные, организаторские, политические. О том, как он справлялся с ними, лучше всего говорит свидетельство «Российской газеты»: даже «после того, как по Берлину прокатилась волна переименований, благодарные немцы оставили без изменений площадь, названную именем коменданта – «Котиковплац». Сохранилось в лексиконе, особенно пожилых немцев, и слово из послевоенной поры – «котиковэссен». Так называлась еда, которую на безвозмездной основе раздавали по приказу Котикова советские солдаты голодным и измученным войной жителям Берлина».
В 1946 году военный совет Группы советских оккупационных войск в Германии объявил конкурс на создание проекта памятника-кладбища воинам Советской Армии, павшим при штурме Берлина. Вместе с выигравшим конкурс скульптором Евгением Вучетичем Котиков ездил по городу, «подыскивая подходящее место для сооружения нашего памятника», вспоминал Евгений Викторович. В конце концов выбор остановился на месте, подсказанном партийным лидером новой Германии Вильгельмом Пиком – Трептов-парке. Александр Георгиевич активно помогал в сооружении ансамбля гигантского мемориала площадью около двухсот тысяч квадратных метров. При активном участии Котикова на стройку был доставлен гранит, обнаруженный в тайнике на берегу Одера, – рейх завозил его туда с 1939 года для планировавшегося памятника «всемирной победе фашизма». Помогал он и в отборе моделей, с которых скульптор лепил главный памятник ансамбля – фигуру советского воина. А вот девочку, которую воин держит на руке, Вучетич отыскал сам. Немецкие девочки, спасенные при штурме Берлина советскими солдатами – а таких случаев, по данным немецкой журналистки Б. Цайске, было около двухсот, – к тому времени уже подросли, поэтому моделью стала старшая трехлетняя дочь Котикова Светлана.
На торжественной церемонии открытия мемориала 8 мая 1949 года военный комендант Берлина генерал-майор Котиков сказал: «Памятник в центре Европы, в Берлине, будет постоянно напоминать народам мира, когда, как и какой ценой была завоевана Победа, спасение нашего Отечества, спасение жизней настоящих и грядущих поколений человечества». Сам он помнил об этом всегда, хотя, по свидетельству мужа младшей дочери, избегал серьезных разговоров на эту тему. Однако много лет спустя после его смерти жена генерала передала зятю записки мужа, которые тот частично опубликовал. Это честное, искреннее повествование о непростых временах, в какие выпало жить коменданту Берлина 1946–1950 годов…
* * *
Вот каким некрологом откликнулся на смерть Котикова немецкий журнал «Шпигель» в июле 1981 года: «Когда в апреле 1946 года генерал-майор Котиков стал советским комендантом Берлина, все союзные войска еще маршировали вместе на парадах в городе. Но за время правления мастера кузнечного дела из Тульской области отношения союзников резко охладились, и отчетливо обозначилась тенденция к разделению Берлина на восточную и западную части. Котиков, круглолицый розовощекий мужчина, появлявшийся на официальных приемах в элегантном кремового цвета мундире из кашмирского шелка, а в свободное время увлекавшийся энтомологией, в своих политических решениях показал себя крепким орешком. Так, в июне 1947 года он отказался подтвердить кандидатуру Эрнста Рейтера, избранного на ассамблее берлинских депутатов большинством голосов на пост городского головы всего Берлина; Восточный Берлин получил в 1948 году свой собственный магистрат под руководством Фридриха Эберта, сына бывшего Райхспрезидента. В 1950 году, через год после снятия блокады Берлина, Котиков был освобожден от должности».
Валерий РУДЕНКО