История о яснополянской ошибке

 Людмила ИВАНОВА

Удивительное продолжение получила история одного из репрессированных хранителей наследия Льва Толстого, о которых месяц назад упоминалось в статье «Не задыхаясь от власти».
В 1937 году в Ясной Поляне происходили страшные события. Семерых сотрудников музея тогда объявили врагами народа. Одному вменили в вину, что в доме великого писателя XIX века нет ни одного портрета Ленина и Сталина, другому – восхищенную фразу, что «коммунизм и христианство преследуют одну цель – совершенствование человека», третьему – что ругал крестьян, которые стирали белье в заповедном пруду… Досталось тогда и садоводу Константину Акимову.
Сотрудники НКВД отписали, что он – бывший помещик. Этого оказалось вполне достаточно, чтобы обречь человека на верную гибель. В документах до сих пор значится, что по приговору «тройки» тогда «помиловали» только секретаря и кучера, работавших в музее, дав им по 10 лет северных лагерей. Остальных расстреляли в том же году.

Яблочки в саду наливные
– Вы знаете, в публикацию вкралась ошибка, – услышала я интеллигентный мужской голос на другом конце провода. – Садовода Константина Акимова не расстреляли. Я это знаю точно, потому что был лично знаком с ним и долгие годы работал с его замечательным сыном…
И ветеран Великой Отечественной войны Николай Николаевич Сотский – а именно он оказался моим собеседником – поведал потрясающую историю…
– Константин Иванович не был никаким помещиком. Его родители – обычные крестьяне, они никогда не сидели сложа руки, растили кучу детей, заботились о них, с детства приучали к труду, – что же удивительного в том, что они держали корову? Но именно за нее семью и раскулачили. Такие истории в то время происходили сплошь и рядом… А Константин Иванович был замечательным садоводом и садовником! Он очень трепетно относился к своему делу в родовом имении русского писателя, и яблочки в саду росли самые чудесные. Было даже время, когда ядреную антоновку оттуда отправляли за границу, по осенней свежести аккуратно оборачивая душистые плоды материей и складывая в корзины…
Жил Константин Иванович вместе с женой и маленьким сыном, который родился в 1931 году. Может, и появились бы другие дети, но сталинские репрессии исковеркали будущее дружной семьи и еще долго аукались каждому ее члену.
Вопреки судебным хроникам после процесса над «врагами народа» Константин Акимов оказался в числе «помилованных», получив десятилетний срок. Нашего земляка швырнули на каторгу за полярный круг. Как говорил потом сам Константин Иванович, заключенный Северо-Печорского железнодорожного лагеря, самым страшным временем оказался для него период строительства пути от Сейды до Воркуты, который был необходим для транспортировки угля из местных шахт.
Тогда, осенью 1941 года, с наступлением холодов, в условиях вечной мерзлоты остановилось строительство нескольких мостов. Резко сократился подвоз материалов, еды и медикаментов. Тысячи людей оказались один на один с суровым климатом, голодом, холодом и болезнями. Умирал народ каждый день. «Сколько тогда схоронили? Да столько, сколько уложили шпал», – вспоминал садовник.

Отец – за сына,
сын – за отца
Акимов вернулся домой в 1948 году. А через год его сын Владимир, окончив среднюю школу, пошел подавать документы в Тульское артиллерийское училище. Только парня туда не приняли.
– Как же так? Я же отбыл от звонка до звонка и вину свою искупил! – удивился отец и пошел заступиться за сына. Но в итоге схлопотал за это еще один срок и освободился только через пять лет, после смерти Сталина.
А Владимир Константинович, будучи парнем толковым и грамотным, без труда поступил в пединститут и к выходу отца окончил его с отличием.
…Несмотря на лагерное прошлое, бывшего яснополянского садовника приняли на работу в Первомайский интернат. Здесь он тоже, как и в былые годы, трудился на земле. Акимов не сломался и не озлобился, а взвалил на себя подсобное хозяйство, заинтересовал ребят, выращивал с ними свиней, и говорят, что мяса стало настолько много, что излишками даже делились с местными жителями.
Между тем Владимир Константинович, отработав по распределению в Сибири, вернулся в Тулу, пришел лаборантом в пединститут, но когда дело дошло до поступления в аспирантуру, краснодипломнику вновь припомнили отцовы грехи.
И все же со временем сын «врага народа» стал кандидатом наук и замечательным преподавателем, работал на кафедре физики и к концу своего жизненного пути был любим студентами сразу двух вузов – педагогического и политехнического…
Мой собеседник был знаком и с матерью Владимира Константиновича – женой репрессированного садовника – и вспоминает ее исключительно теплыми словами как женщину добрую, чуткую и высококультурную, никому не отказывавшую в помощи и никогда не падавшую духом, несмотря на жестокие испытания судьбы.

И в дальнем,
и в родном краю
…Трудно себе представить, что эту трепетную историю мог бы рассказать человек, который не воспринял горе семьи Акимовых как свое. Вдвойне приятно, что моим добрым собеседником оказался 94-летний ветеран Великой Отечественной войны.
3 июля 1941 года он уже ехал в эшелоне в сторону западной границы Советского Союза, а с фронта вернулся в 1944-м, после трех ранений, исполосованный врачами с ног до головы. Деревенский парнишка, которого забрали в армию со школьной скамьи, сначала долечивался, работая заведующим избой-читальней, а потом нашел в себе силы поступить в пединститут и уже в качестве преподавателя остался в нем на всю жизнь.
Кстати, сегодня в музее боевой славы ТГПУ, созданном руками студентов и их наставников, хранится экспонат, подаренный Николаем Николаевичем Сотским. Это патефон с набором довоенных пластинок. А на них – песни далеких лет, которые любили наши бабушки и дедушки и часто напевал яснополянский садовод. «О голубка моя, будь со мною, молю // В этом синем и пенном просторе, в дальнем родном краю…».