Общество
14:06, 09 июня 2016
На Турецкой улице
Анастасия КАЛИНИНА
Фото: Марина ХРОМОВА
История этого этноса выделяется даже на фоне остальных, трагических историй репрессированных народов СССР. За 70 лет некоторые из турок-месхетинцев потеряли свою родину трижды. Первый раз их депортировали из Грузии в 1944-м году. Второй раз изгнали из Узбекистана. Им очень долго отказывали в прописке, а затем в получении гражданства Российской федерации на территории Краснодарского края, и в 2004-м году около пяти тысяч турок-месхетинцев были вынуждены эмигрировать в США.
В Тульской области проживает относительно благополучная община этого народа. Они пережили всего два переезда. Этим летом исполняется ровно четверть века с того момента, когда они с баулами, узлами, чемоданами и детьми на руках заселили заброшенные дома в дубенском районе. И, поскольку в занятой ими деревне никто не жил, сами дали название главной улице – Турецкая.
По дороге с аистами
Дорогу на Головино найти довольно просто. Сначала до райцентра Дубна, потом направо, а затем уже каждый встречный готов показать, где живут турки. И добавит еще – сыр они вкусный делают. На въезде в деревню приметный указатель, водонапорная башня. А на нем диковина для нашей области, пара белых аистов обустроила себе гнездо. Зимуют эти птицы в Африке, и трудно сказать, где у них родина – там, где тепло, или там, где вьют гнезда.
Поневоле возникает ассоциация с людьми, которые уже два десятка лет живут по соседству… Трудно сказать, где их Родина. В Месхетии, в Южной Грузии, где турки сформировались как этнос? В Узбекистане, где почти 45 лет проживало более 250 тысяч человек? В Краснодарском крае, где сейчас проживает самая большая диаспора турок-месхетинцев, но которые лишь совсем недавно наконец-то были признаны гражданами Российской Федерации? Или здесь, в российской глубинке?
Головино – маленькая опрятная деревенька, расположенная на склоне холма. У его подножия – мелкая речушка, за ней – белеют несколько дачных домиков. Место хоть и красивое, но для инвесторов и отдыхающих непривлекательное – земли здесь бедные, неплодородные, дорога почти отсутствует, из коммуникаций только электричество и работающая с большими перебоями телефонная связь. До ближайшего магазина, школы, почты, фельдшерского пункта – с десяток километров.
Мустафа Мамедов, местный житель и депутат Протасовского муниципального образования встречает нас еще на дороге. Вместе с ним мы проходим через довольно короткую, в несколько домов, Турецкую улицу. Возле крайнего дома, на качелях собрался добрый десяток детишек – редкость для обычной деревни, где обычно живут лишь пенсионеры, не желающие на старости лет менять образ жизни. На солнышке два пожилых мужчины в фесках с величавой задумчивостью играют в нарды, в самые напряженные моменты потирая подбородки. Женщины, в длинных юбках и шелковых платках, закрывающих волосы, с массивными золотыми украшениями на шеях – развешивают для просушки вымытые пестрые ковры и раскладывают на заборы яркие подушки. В общем, деревня выглядит довольно экзотично. Ощущение от нереальности происходящего усиливается, когда входишь в дом - словно переносишься в этнический ресторан или сразу в Среднюю Азию.
Большую часть главной комнаты занимает настил, покрытый ковром и заваленный подушками. Такие настилы в каждом доме – на них встречают гостей, собираются семьей. Оставив внизу обувь и взобравшись на «топчан» понимаешь, что это – очень удобное место для смакования вкусного чая и неспешной беседы.
Старейшая
В этом доме живет с семьей старейшая жительница деревни - Мурват Мамедова (здесь почти все – Мамедовы, все жители в той или иной степени родственники). Ей 74 года и она не говорит по-русски. Турецкая речь, да ловко подогнутые под себя ноги – пожалуй, единственное, что отличает ее от среднестатистической русской бабушки. Та же темная юбка, теплая, не смотря на жару кофта, на голове платок, такие же натруженные руки, те же любопытные искорки в глазах. Переводчицей вызывается внучка Мурват – Малика, молодая очень красивая женщина с глазами Моники Белуччи.
Мурват - единственная в общине кто, хотя бы смутно помнит, депортацию из Грузии. Ей тогда было пять лет. Главное воспоминание: «Было страшно…». Там, в Месхетии осталась историческая родина Мурват, да и всех турок-месхетинцев. Девочке крупно повезло – она осталась жива. Хотя, согласно документам, во время переселения погибло 15 тысяч человек, а за первые шесть месяцев в ссылке – 37 тысяч, включая 17 тысяч детей. Для сравнения – это население нескольких районов тульской области. Например, того же Дубенского плюс еще Белевский и Воловский.
Основанием для депортации послужили обвинения «в неприятии колхозного строя», «нарушении государственной границы», а также «в связи с тем, что значительная часть населения была связана с жителями приграничных районов Турции родственными отношениями и проявляла эмиграционные настроения». Депортированные турки-месхетинцы были разбросаны по отдельным посёлкам в различных областях, Казахстана и Киргизии. Значительная часть осела в Узбекистане.
Мурват не помнит Грузии, и не считает ее Родиной. Ею для девочки стал Узбекистан, Сырдарьинская область, Гулистанский район, колхоз имени Ленина. Женщина перебирает старые измятые фотографии, и от воспоминаний о юности и молодости светлеет ее лицо. Она с гордостью показывает групповые фото на фоне дворцов и минарета – это экскурсия после окончания школы в Бухару и Самарканд. Молодая Мурват, комсомолка с загорелым лицом и в белом платке - сборщица хлопка. Почти все турки тогда работали в колхозах. «Сорок пять лет прожили» - вздыхает бабушка… «все там осталось…» - и становится ясно, что говорит она не только о покинутом доме и брошенных вещах…
- Мы жили там очень дружно – подхватывает беседу Мустафа. И он тоже считает Узбекистан своей Родиной. Там он родился, ходил в школу, учился на зоотехника, платил выкуп за будущую жену Марию…
- Кто там в нашем колхозе имени Ленина только не работал – узбеки, таджики, русские… Мы даже порой не знали, кто какой национальности. Вместе учились в школах, вместе гуляли на свадьбах и проводах в армию. А если горе, похороны – тоже, шли все вместе.
Кто первый бросил камень?
На вопрос, так что же стало причиной национального конфликта, Мустафа мучительно задумывается, а потом разводит руками: «Не знаю.. Может, из-за расследования хищений в Узбекистане? Тогда много воровства вскрылось в среде руководства УзССР… Вот, чтобы народ отвлечь от такого скандала, и спровоцировали резню? А сейчас узбеки к нам едут. Работают тут у одного дубенского фермера…Зачем тогда все это нужно было?»
Нет однозначного ответа на причину событий в Фергане ни у политиков, ни у историков. Может, ближе всего к истине очевидец событий, французский журналист Макс Лурье. В своей книге «Запах гари и горя» он пишет: «Все началось с драки между узбеками и турками-месхетинцами, в которой погиб молодой узбек. Никто тогда не мог предположить, во что это выльется. На месте турок-месхетинцев, мог быть кто угодно, потому что нападавшим было нужно просто продемонстрировать свою силу. Турки были идеальными "мальчиками для битья" - за ними не стояла держава, как за русскими, и на их месте мог оказаться любой другой народ, не имеющий в Узбекистане прочных корней».
Самые острые события развернулись в июне 1989 года в Фергане. Там начались погромы, несколько десятков человек было убито. Поджигались дома турок-месхетинцев, их избивали на улицах. Семья Мустафы жила далеко от эпицентра событий, но и в его районе за считанные недели настроение местного населения накалилось до опасного градуса. Бывшие школьные друзья вдруг стали все прозрачнее намекать: «Узбекистан - для узбеков!». Не дожидаясь действий, которые неизбежно следуют за такими словами, Мустафа, его родственники и друзья решили уехать.
- А как вы выбрали именно это место?
Мустафа улыбается:
- А у нас тут один знакомый в армии служил недалеко. Женился. И нам сказал, что здесь есть брошенные дома. Мы и переехали. Заброшенные дома, правда, не сразу нашлись. От райкома нам дали машину, мы ездили по окрестностям, и нашли вот эту деревню. Тут раньше тоже колхоз был. А потом развалилось все…
- А вы хотели бы вернуться в Узбекистан? - спрашиваю я Мурват, погрузившуюся в свои мысли.
– Нет… куда уж мне – помедлив и тяжело вздохнув, отвечает женщина.
Хорошая жизнь
Уже на улице Мустафа деловито поясняет:
- Мы же хорошо тут живем. Все наши - и мужчины, и женщины работают, кто в Дубне, кто в Москве. У нас есть и врачи, и учителя. Дети ходят в школу, все хорошо говорят по-русски. Парни наши все служат в армии, молодежь старается получить высшее образование. Компьютеры в некоторых домах есть.
- А интернет?
- Какой там интернет,- смеется Мустафа и машет в сторону главного атрибута каждой российской деревни – красного таксофона. У нас даже телефон работает с перебоями. Вчера целые сутки не работал. Но это ладно… Нам бы газ сюда – тогда бы молодежь не уезжала в город. Как вы думаете? Если газ пустят, они останутся? Губернатор обещал помочь с газом… - и помолчав, делится затаенным: Мечта, конечно, у нас есть – мечеть бы нам. Мы с другими мусульманами обсуждаем этот вопрос – может, и построим, нам очень хочется… Ведь нам, в Тульской области, и помолиться негде. Нету у нас мечети.
На улице Турецкой густо пахнет ромашкой и полынью. Копаются в пыли куры и в тени отдыхают, вывалив языки, дворняги разных мастей. Мужчины разгружают жигуленок с досками, чтобы нарастить борта на тракторном прицепе – сенокос в разгаре. С удивительной ловкостью молодая женщина, держа на одной руке маленького ребенка, другой выгоняет корову из стойла. Знакомлюсь. Ее зовут Альфия - Или просто Аля – улыбается женщина. А на ее руках – самая младшая жительница деревни, 6-месячная Альбина. Сейчас Аля - Альфия не работает – ухаживает за дочками. А, кроме этого, управляется по дому, доит коров, чистит ковры, работает в огороде, печет лепешки, варит в казанах на улице варенье и компот (в этом году земляникой усеяны все поля вокруг деревни), и те самые, знаменитые сыры. После перечня домашних обязанностей Альфии, озвученного совершенно небрежно, во время розжига огня под казаном, становится особенно стыдно за беспорядок, оставленный дома. И вспоминается Некрасов, его «женщины в русских селеньях» и «доля ты доля, долюшка женская».
Конечно, сырами нас угостили, и дали с собой в дорогу. Они не похожи на те, которые доводилось пробовать. Особенно хорош волокнистый, белый-белый, и довольно соленый. В самый раз с местными пресными лепешками. Жена Мустафы, Мария, подробно рассказывает, как его делать, но все равно, ничего не понятно. Похоже, технология его изготовления доступна только туркам-месхетинцам. Понимаю одно - в этом сыре только молоко и немного соли. Его можно делать всего один месяц в году – в июне, когда коровы выходят на свежую траву. Потом не получится. Зато такой сыр долго хранится – целый год.
Уезжать с улицы Турецкой не хочется. Выходим за огороды. За забором, кроме привычной русскому человеку картошки и капусты, растут незнакомые пряные травы, вьется по шпалерам виноград. Вдалеке виднеются деревенские стада. На одном холме полсотни дойных коров, на другом – телята. Здесь в каждой семье несколько животных. У Мустафы, к примеру, четыре коровы. Мимо нас проходят несколько женщин с детьми - по пластиковым банкам и ведеркам с розовыми разводами понятно, что за земляникой. Очевидно, что деревня, как не стараются местные жители, все равно не похожа на давно забытую Месхетию, или еще памятный Узбекистан. Но чувствуется – эта земля любима, и здесь живут счастливые люди. И если старая Мурват, или Мустафа, возможно, никогда не могут назвать Головино своей Родиной, то когда-нибудь маленькая Альбина сделает это легко и естественно.
Фото: Марина ХРОМОВА
История этого этноса выделяется даже на фоне остальных, трагических историй репрессированных народов СССР. За 70 лет некоторые из турок-месхетинцев потеряли свою родину трижды. Первый раз их депортировали из Грузии в 1944-м году. Второй раз изгнали из Узбекистана. Им очень долго отказывали в прописке, а затем в получении гражданства Российской федерации на территории Краснодарского края, и в 2004-м году около пяти тысяч турок-месхетинцев были вынуждены эмигрировать в США.
В Тульской области проживает относительно благополучная община этого народа. Они пережили всего два переезда. Этим летом исполняется ровно четверть века с того момента, когда они с баулами, узлами, чемоданами и детьми на руках заселили заброшенные дома в дубенском районе. И, поскольку в занятой ими деревне никто не жил, сами дали название главной улице – Турецкая.
По дороге с аистами
Дорогу на Головино найти довольно просто. Сначала до райцентра Дубна, потом направо, а затем уже каждый встречный готов показать, где живут турки. И добавит еще – сыр они вкусный делают. На въезде в деревню приметный указатель, водонапорная башня. А на нем диковина для нашей области, пара белых аистов обустроила себе гнездо. Зимуют эти птицы в Африке, и трудно сказать, где у них родина – там, где тепло, или там, где вьют гнезда.
Поневоле возникает ассоциация с людьми, которые уже два десятка лет живут по соседству… Трудно сказать, где их Родина. В Месхетии, в Южной Грузии, где турки сформировались как этнос? В Узбекистане, где почти 45 лет проживало более 250 тысяч человек? В Краснодарском крае, где сейчас проживает самая большая диаспора турок-месхетинцев, но которые лишь совсем недавно наконец-то были признаны гражданами Российской Федерации? Или здесь, в российской глубинке?
Головино – маленькая опрятная деревенька, расположенная на склоне холма. У его подножия – мелкая речушка, за ней – белеют несколько дачных домиков. Место хоть и красивое, но для инвесторов и отдыхающих непривлекательное – земли здесь бедные, неплодородные, дорога почти отсутствует, из коммуникаций только электричество и работающая с большими перебоями телефонная связь. До ближайшего магазина, школы, почты, фельдшерского пункта – с десяток километров.
Мустафа Мамедов, местный житель и депутат Протасовского муниципального образования встречает нас еще на дороге. Вместе с ним мы проходим через довольно короткую, в несколько домов, Турецкую улицу. Возле крайнего дома, на качелях собрался добрый десяток детишек – редкость для обычной деревни, где обычно живут лишь пенсионеры, не желающие на старости лет менять образ жизни. На солнышке два пожилых мужчины в фесках с величавой задумчивостью играют в нарды, в самые напряженные моменты потирая подбородки. Женщины, в длинных юбках и шелковых платках, закрывающих волосы, с массивными золотыми украшениями на шеях – развешивают для просушки вымытые пестрые ковры и раскладывают на заборы яркие подушки. В общем, деревня выглядит довольно экзотично. Ощущение от нереальности происходящего усиливается, когда входишь в дом - словно переносишься в этнический ресторан или сразу в Среднюю Азию.
Большую часть главной комнаты занимает настил, покрытый ковром и заваленный подушками. Такие настилы в каждом доме – на них встречают гостей, собираются семьей. Оставив внизу обувь и взобравшись на «топчан» понимаешь, что это – очень удобное место для смакования вкусного чая и неспешной беседы.
Старейшая
В этом доме живет с семьей старейшая жительница деревни - Мурват Мамедова (здесь почти все – Мамедовы, все жители в той или иной степени родственники). Ей 74 года и она не говорит по-русски. Турецкая речь, да ловко подогнутые под себя ноги – пожалуй, единственное, что отличает ее от среднестатистической русской бабушки. Та же темная юбка, теплая, не смотря на жару кофта, на голове платок, такие же натруженные руки, те же любопытные искорки в глазах. Переводчицей вызывается внучка Мурват – Малика, молодая очень красивая женщина с глазами Моники Белуччи.
Мурват - единственная в общине кто, хотя бы смутно помнит, депортацию из Грузии. Ей тогда было пять лет. Главное воспоминание: «Было страшно…». Там, в Месхетии осталась историческая родина Мурват, да и всех турок-месхетинцев. Девочке крупно повезло – она осталась жива. Хотя, согласно документам, во время переселения погибло 15 тысяч человек, а за первые шесть месяцев в ссылке – 37 тысяч, включая 17 тысяч детей. Для сравнения – это население нескольких районов тульской области. Например, того же Дубенского плюс еще Белевский и Воловский.
Основанием для депортации послужили обвинения «в неприятии колхозного строя», «нарушении государственной границы», а также «в связи с тем, что значительная часть населения была связана с жителями приграничных районов Турции родственными отношениями и проявляла эмиграционные настроения». Депортированные турки-месхетинцы были разбросаны по отдельным посёлкам в различных областях, Казахстана и Киргизии. Значительная часть осела в Узбекистане.
Мурват не помнит Грузии, и не считает ее Родиной. Ею для девочки стал Узбекистан, Сырдарьинская область, Гулистанский район, колхоз имени Ленина. Женщина перебирает старые измятые фотографии, и от воспоминаний о юности и молодости светлеет ее лицо. Она с гордостью показывает групповые фото на фоне дворцов и минарета – это экскурсия после окончания школы в Бухару и Самарканд. Молодая Мурват, комсомолка с загорелым лицом и в белом платке - сборщица хлопка. Почти все турки тогда работали в колхозах. «Сорок пять лет прожили» - вздыхает бабушка… «все там осталось…» - и становится ясно, что говорит она не только о покинутом доме и брошенных вещах…
- Мы жили там очень дружно – подхватывает беседу Мустафа. И он тоже считает Узбекистан своей Родиной. Там он родился, ходил в школу, учился на зоотехника, платил выкуп за будущую жену Марию…
- Кто там в нашем колхозе имени Ленина только не работал – узбеки, таджики, русские… Мы даже порой не знали, кто какой национальности. Вместе учились в школах, вместе гуляли на свадьбах и проводах в армию. А если горе, похороны – тоже, шли все вместе.
Кто первый бросил камень?
На вопрос, так что же стало причиной национального конфликта, Мустафа мучительно задумывается, а потом разводит руками: «Не знаю.. Может, из-за расследования хищений в Узбекистане? Тогда много воровства вскрылось в среде руководства УзССР… Вот, чтобы народ отвлечь от такого скандала, и спровоцировали резню? А сейчас узбеки к нам едут. Работают тут у одного дубенского фермера…Зачем тогда все это нужно было?»
Нет однозначного ответа на причину событий в Фергане ни у политиков, ни у историков. Может, ближе всего к истине очевидец событий, французский журналист Макс Лурье. В своей книге «Запах гари и горя» он пишет: «Все началось с драки между узбеками и турками-месхетинцами, в которой погиб молодой узбек. Никто тогда не мог предположить, во что это выльется. На месте турок-месхетинцев, мог быть кто угодно, потому что нападавшим было нужно просто продемонстрировать свою силу. Турки были идеальными "мальчиками для битья" - за ними не стояла держава, как за русскими, и на их месте мог оказаться любой другой народ, не имеющий в Узбекистане прочных корней».
Самые острые события развернулись в июне 1989 года в Фергане. Там начались погромы, несколько десятков человек было убито. Поджигались дома турок-месхетинцев, их избивали на улицах. Семья Мустафы жила далеко от эпицентра событий, но и в его районе за считанные недели настроение местного населения накалилось до опасного градуса. Бывшие школьные друзья вдруг стали все прозрачнее намекать: «Узбекистан - для узбеков!». Не дожидаясь действий, которые неизбежно следуют за такими словами, Мустафа, его родственники и друзья решили уехать.
- А как вы выбрали именно это место?
Мустафа улыбается:
- А у нас тут один знакомый в армии служил недалеко. Женился. И нам сказал, что здесь есть брошенные дома. Мы и переехали. Заброшенные дома, правда, не сразу нашлись. От райкома нам дали машину, мы ездили по окрестностям, и нашли вот эту деревню. Тут раньше тоже колхоз был. А потом развалилось все…
- А вы хотели бы вернуться в Узбекистан? - спрашиваю я Мурват, погрузившуюся в свои мысли.
– Нет… куда уж мне – помедлив и тяжело вздохнув, отвечает женщина.
Хорошая жизнь
Уже на улице Мустафа деловито поясняет:
- Мы же хорошо тут живем. Все наши - и мужчины, и женщины работают, кто в Дубне, кто в Москве. У нас есть и врачи, и учителя. Дети ходят в школу, все хорошо говорят по-русски. Парни наши все служат в армии, молодежь старается получить высшее образование. Компьютеры в некоторых домах есть.
- А интернет?
- Какой там интернет,- смеется Мустафа и машет в сторону главного атрибута каждой российской деревни – красного таксофона. У нас даже телефон работает с перебоями. Вчера целые сутки не работал. Но это ладно… Нам бы газ сюда – тогда бы молодежь не уезжала в город. Как вы думаете? Если газ пустят, они останутся? Губернатор обещал помочь с газом… - и помолчав, делится затаенным: Мечта, конечно, у нас есть – мечеть бы нам. Мы с другими мусульманами обсуждаем этот вопрос – может, и построим, нам очень хочется… Ведь нам, в Тульской области, и помолиться негде. Нету у нас мечети.
На улице Турецкой густо пахнет ромашкой и полынью. Копаются в пыли куры и в тени отдыхают, вывалив языки, дворняги разных мастей. Мужчины разгружают жигуленок с досками, чтобы нарастить борта на тракторном прицепе – сенокос в разгаре. С удивительной ловкостью молодая женщина, держа на одной руке маленького ребенка, другой выгоняет корову из стойла. Знакомлюсь. Ее зовут Альфия - Или просто Аля – улыбается женщина. А на ее руках – самая младшая жительница деревни, 6-месячная Альбина. Сейчас Аля - Альфия не работает – ухаживает за дочками. А, кроме этого, управляется по дому, доит коров, чистит ковры, работает в огороде, печет лепешки, варит в казанах на улице варенье и компот (в этом году земляникой усеяны все поля вокруг деревни), и те самые, знаменитые сыры. После перечня домашних обязанностей Альфии, озвученного совершенно небрежно, во время розжига огня под казаном, становится особенно стыдно за беспорядок, оставленный дома. И вспоминается Некрасов, его «женщины в русских селеньях» и «доля ты доля, долюшка женская».
Конечно, сырами нас угостили, и дали с собой в дорогу. Они не похожи на те, которые доводилось пробовать. Особенно хорош волокнистый, белый-белый, и довольно соленый. В самый раз с местными пресными лепешками. Жена Мустафы, Мария, подробно рассказывает, как его делать, но все равно, ничего не понятно. Похоже, технология его изготовления доступна только туркам-месхетинцам. Понимаю одно - в этом сыре только молоко и немного соли. Его можно делать всего один месяц в году – в июне, когда коровы выходят на свежую траву. Потом не получится. Зато такой сыр долго хранится – целый год.
Уезжать с улицы Турецкой не хочется. Выходим за огороды. За забором, кроме привычной русскому человеку картошки и капусты, растут незнакомые пряные травы, вьется по шпалерам виноград. Вдалеке виднеются деревенские стада. На одном холме полсотни дойных коров, на другом – телята. Здесь в каждой семье несколько животных. У Мустафы, к примеру, четыре коровы. Мимо нас проходят несколько женщин с детьми - по пластиковым банкам и ведеркам с розовыми разводами понятно, что за земляникой. Очевидно, что деревня, как не стараются местные жители, все равно не похожа на давно забытую Месхетию, или еще памятный Узбекистан. Но чувствуется – эта земля любима, и здесь живут счастливые люди. И если старая Мурват, или Мустафа, возможно, никогда не могут назвать Головино своей Родиной, то когда-нибудь маленькая Альбина сделает это легко и естественно.
0 комментариев
, чтобы оставить комментарий
Ранее на тему
В награду за бесценный труд
08 июня, 19:15
Как построить достойную жизнь
08 июня, 19:11
Ветер в «Парус»
07 июня, 18:49
Токарных дел мастера
07 июня, 18:47