Не задыхаясь от власти

Людмила ИВАНОВА
Ольга ДЯЧУК

В очерке использованы материалы из книги «Летопись Тульской судебной системы 1777–2007 гг.» Ирины Парамоновой

В Москву на сессии в юридический институт заочник Сергеев ездил на скором поезде. На подножке до Серпухова, где можно было купить билет на электричку, он висел… на костылях.
Тяжелое увечье парнишка получил во время Великой Отечественной войны. На фронт он ушел семнадцатилетним, а уже через год оказался в госпитале, где ему безжалостно отхватили одну ногу и собрали по частям другую. Впрочем, и исход тяжелого боя декабря 1943 года был чудом. В тот раз «фердинанды» полностью положили батальон красноармейцев, Виктора Петровича сразила пулеметная очередь, и он двое суток пролежал в гнилом болоте на теле убитого солдата, пока его, обмороженного, истекшего кровью и поминутно теряющего сознание, каким-то невероятным образом не приметили наши бойцы.
Лечение шло долго и трудно, но Сергеев, собрав в кулак волю и нервы, учился ходить заново. Конечно, ему трудно было смириться с безвозвратной потерей, но немцев яростно гнали на запад, в тылу до изнеможения работали бабы и дети, а рядом упорно цеплялся за жизнь обгоревший безглазый танкист…
Похороненный и оплаканный родней, он вернулся домой летом 1944-го. Отец соорудил ему турник, и вскоре Сергеев уже запросто делал на нем «ласточку». Парень отлично понимал: если хочешь жить полноценной жизнью, о своей инвалидности придется забыть.
По прошествии долгих лет Виктор Петрович не изменил этому принципу, и судьба щедро его наградила: обычный мясновский парень, сын машиниста и уборщицы, стал адвокатом, потом судьей, заслуженным юристом России, председателем областного суда, почетным гражданином Тульской области. Порядок был и в личной жизни: жена, две дочки, внук и два правнука. Ум и замечательные душевные качества продолжились в талантливых учениках, имена которых сегодня на слуху далеко за пределами нашего региона. А началось все с юридических курсов.

Злодей нуждается в справедливости
Сразу после войны Сергеев получил направление на учебу в Куйбышев и вернулся оттуда адвокатом.
– Я всегда чувствовал неопределенность этой профессии, – признается наш герой. – Тебе же деньги платит клиент, а не безликое государство. А помочь человеку можно не всегда. Когда же приняли указы об уголовной ответственности за хищение государственного имущества и личной собственности, стало особенно трудно. У нас ведь какая мода: появился новый закон – и давай его применять по полной программе! А о том, что есть право дать наказание ниже низшего предела, сразу забывают. Мой коллега как-то обмолвился: «Человек заплатил адвокату 250 рублей (это была минимальная такса), а я могу только «надгробную речь» над ним произнести». Украл что-то – назначали от 5 до 8 лет, пошел на дело группой – от 10 до 25. Смягчили этот закон только в 1955 году. Поэтому я старался выступать по бесплатным делам. Конечно, и тут переживал за судьбу своего подопечного, но по крайней мере знал, что денег у него не брал…
Предложение стать народным судьей Сергеев принял без раздумий.
– Человек, попавший под суд за совершение тяжкого преступления, нуждается не в защите, а в справедливом осуждении, чтобы и ему, и другим было неповадно совершать подобное впредь, чтобы общество знало, что любое зло наказуемо, – до сих пор считает Виктор Петрович. – И только в последнюю очередь я расценивал приговор как кару.

Ох уж эти женщины!
Первый самостоятельный судебный процесс поверг Сергеева в шок: когда шло слушание дела, у одной из подсудимых начались схватки. Впрочем, ситуацию быстро разрулила секретарь заседания – успокоила роженицу и вызвала скорую помощь, а виновницу переполоха впоследствии судили отдельно от подельников.
В то время весьма распространенными были выездные сессии областного суда, когда судьба подозреваемых вершилась при большом стечении публики, в сельских клубах или городских Домах культуры. В отсутствии других массовых развлечений залы забивались до отказа. А если учесть, что и преступления совершались нечасто, то можно представить, как реагировали люди на чью-то линию поведения, отличную от общепринятой. К примеру, если рассматривалось дело об убийстве, требование прокурора о смертной казни часто встречалось бурными аплодисментами. Но Сергеев не приветствовал подобного выражения эмоций. «Здесь не театр, перед вами не актеры, а люди с реальными судьбами», – окорачивал он зрителей.
Кстати, на выездном судебном заседании в Тульской области вынесли единственный «расстрельный» приговор – женщине. Дело было в Казановке Кимовского района, а обвинялась гражданка в том, что отрубала детям головы…
Не успев занять должность судьи, Виктор Петрович оказался на ковре в горисполкоме. Начальству не понравилась его реакция на выселение из квартиры офицерской вдовы с ребенком. Несчастную женщину попросили покинуть помещение без суда и постановления прокурора, а Сергеев – велел вернуть обратно. И при этом намекнул представительнице жилконторы, что подобные действия попахивают самоуправством, да еще с превышением служебных полномочий, а за это можно и на нары. Чиновница обиделась и пожаловалась в горисполком. Виктора Петровича потом спросили: «Как же вы могли заявить, что будете судить советскую власть?» Сергеев, не задумываясь, ответил: «Отдельных представителей, нарушающих законы нашего великого государства, нужно и судить, и привлекать к уголовной ответственности». С тех пор никто и никогда не указывал Виктору Петровичу, кому и какой приговор следует выносить. Этому же способствовал тот факт, что Сергеев всегда уклонялся от важных знакомств и званых обедов, оставаясь независимым от времени и обстоятельств.
…Верными спутниками Виктора Петровича неизменно оставались честность и принципиальность. И если на то были законные основания, он не боялся выносить ни обвинительные, ни оправдательные приговоры. В Центральном народном суде как-то рассматривалось дело буфетчицы артучилища. Полюбила она курсанта, а он ее бросил. Несчастная женщина решила его вернуть, пошла за помощью к цыганке, а та стала тянуть из нее деньги. Бедняга продала все свои вещи, назанимала у соседки, а потом влезла в кассу буфета. За растрату ей грозило до 25 лет колонии. Смирившись с участью, обманутая женщина пришла на приговор в телогрейке.
– По тому делу у меня народным заседателем был кузнец с оружейного завода, – вспоминает Сергеев. – Он мне говорит в совещательной комнате: «Петрович, у меня же дочь такая же молодая, вдруг и с ней такое случится. Офицеры училища выплатили долг за буфетчицу. Может, есть какой закон, чтоб ей дать наказание поменьше?» Когда я согласился, другой заседатель, женщина, вздохнула с облегчением. И наш приговор потом никто не отменил. Буфетчица осталась на свободе – ее отправили работать в совхоз «Парники».

Под грифом «секретно»
Конечно, в силу склада характера основными фигурантами уголовных дел были мужчины. Сергеев судил жестокого убийцу, который запятнал себя кровью в 18 лет, отправив на тот свет тетку и искалечив топором двоюродного брата. Судил группу руководителей одного из арсеньевских колхозов, которые промышляли хищением зерна. Судил еще многих и многих преступников, для которых человеческие жизни были разменной монетой, а требования закона – досадным недоразумением.
Но самым главным достижением Виктор Петрович считает рассмотрение тысячи дел о реабилитации жертв сталинских репрессий. Все они шли под грифом «секретно». На руки родным выдавали только справки о реабилитации, не сообщая, кто и за что лишил их отца или матери.
Кстати, именно судья Сергеев открыл внуку художника Поленова тайну ареста его родителей. Он же рассказал журналистам правду о страшных событиях 1937 года в Ясной Поляне, когда новые сотрудники, присланные по разнарядке НКВД и обкома ВКП(б), выполняли функции секретных сотрудников и писали доносы.
Хранителей наследия великого писателя тогда обвинили в том, что в музее нет ни одного портрета Ленина и Сталина, а специалисты-толстоведы – сплошь кулацкая белогвардейская группа. В черный список попали семь человек. Научного работника Игоря Ильинского обвинили в том, что он потомственный дворянин; ученого секретаря Зою Ерошкину – в брачной связи с эсером (к тому времени уже 16 лет как отдавшего богу душу); агронома Виктора Наумова – в том, что мышьяк он купил не для обработки растений, а в контрреволюционных целях. Пчеловоду Алексею Гриневичу вменили в вину нелестный отзыв о Беломорско-Балтийском канале – мол, построен тот на костях лучших людей. Экскурсовод Любовь Спрахтина имела неосторожность восхититься, что «коммунизм и христианство преследуют одну цель – совершенствование человека».
Старенький кучер Льва Толстого Адриан Елисеев «мешал крестьянам стирать белье в заповедном пруду» и, по слухам, «имел счет в банке». Садовод Константин Акимов – «бывший помещик».
По приговору «тройки» тогда «помиловали» только секретаря и кучера, дав им по 10 лет северных лагерей. Остальных расстреляли в том же году.
– В системе госбезопасности было немало не только ошалевших от крови негодяев, но и элементарно безграмотных людей, которые соглашались видеть в каждом человеке врага народа, – говорит Виктор Петрович. – Мне приходилось сталкиваться с делами, когда расстреливали даже не по решению «тройки», а по постановлению следователя! Правда, практически всех, кто принимал участие в репрессиях, потом тоже ставили к стенке.
…Наш смелый и честный герой ушел в отставку летом 1994 года, но еще долго работал помощником председателя и исполнял обязанности судьи областного суда. И лишь отметив свой 75-летний юбилей – в марте 2000 года, – он отправился на заслуженный отдых.
Сегодня Виктор Петрович празднует очередную круглую дату – ему девяносто. Оглядываясь на пройденный путь, он остается уверенным, что идти в судьи нужно только по зову сердца, имея мужество не поддаться требованиям властей предержащих, имея мудрость видеть человека даже в преступнике. И при всем при этом – не задыхаться от власти.