Ватерлинии Семенкина: о тульском подводнике и его приключениях на море и на суше

- На подлодке не до баловства! – улыбается старший мичман Вячеслав Анатольевич Семенкин.

В селе Лужное он живет, можно сказать, с выхода на берег. Когда-то ездил сюда к бабушке, потом ее дом продали, но зов предков тянул так, что Семенкин, заплатив вдвое, снова обрел родные стены. А дальше – отстроил дом заново, поставил баню и большую беседку, а вокруг посадил сосны. И если вы спросите тульских моряков, куда они едут отдохнуть и расслабиться, то каждый ответит – конечно, в Лужное!

В поисках командора и истины

Несмотря на застарелую травму, полученную еще в море, Вячеслав Анатольевич всегда на ногах:

– Военный моряк постоянно в движении, от этого зависит боеспособность, и я настолько к этому привык, что даже не мыслю себя без дела!

А дела, как оказалось, поджидали новосела Семенкина давно: буквально с первого дня в Лужном.

– Только мы с женой заселились в дом – у нас и забора тогда не было – подходят сюда пять человек, а за предводителя – женщина с фингалом: «Я – кандидат исторических наук, давайте знакомиться, дайте картошки!» Как оказалось, эти ребята ищут могилу предков Чирикова. Того самого капитана-командора, который был помощником Беринга.

Я отсыпал страдальцам овощей, а сам связался с председателем колхоза, и тот рассказал, что на сельском кладбище вот уже полтора месяца стоят ученые из Питера, разбито аж одиннадцать палаток, экспедиция эта – частная, руководитель – адмирал Шопотов, деньги платят кое-как, вот и приходится людям побираться.

Мне, конечно, это не понравилось, я собрался и поехал в Тулу, познакомился с Морским собранием и узнал, что между адмиралом и его экспедицией в Лужном стоит некий местный делец, который беспощадно ворует деньги… А питерцы сказали, что во время раскопок были найдены 502 монеты, два старинных золотых крестика, расшитый шелковый зеленый камзол, и все это тоже прихватил посредник.

Когда мы наступили ему на хвост, он по-быстрому смотал удочки и увез все артефакты, оставив то, что нельзя продать: 34 человеческих черепа – они и сейчас никем не закопаны… А на кладбище в скором времени появился поклонный крест: Шопотов сказал, что его ученые обнаружили останки Чириковых, правда документов об идентификации так никто и не показал, хотя их место – в нашем музее. Впрочем, это отдельная история…

– Ну а мы с председателем колхоза решили увековечить память командора и поставить на погосте церковь, – рассказывает наш герой, приглашая пройти к святому месту. – Я поначалу, правда, сомневался, потому что работы тут – на годы, да еще и строгие каноны. Но председатель меня уверил, что колхоз поможет техникой. Мы, наконец, взялись за дело, а колхоз через год рухнул…

Из кирпичиков добра

И все же церковь удалось построить: сперва часовню, а затем алтарь. В глубину – двухметровый фундамент, стены толстенные – больше метра: и на совесть, и на века.

– Свою лепту сюда вносили частные предприниматели и руководитель тульской фабрики по производству мороженого, директор дубенского карьера (после гибели его сменила супруга) и строительные предприятия, очень большую помощь оказал местный пилорамщик… Если бы меня не обвинили в рекламе, я бы каждого назвал пофамильно, потому что все – золотые люди, дай Бог им процветания! А кто делал архитектурный план? О, тут своя история! Делал я: взял за основу одну из башен тульского кремля, рассчитал размеры и пошел в Епархию – получать добро на чертеж. Там посмотрели на мои труды и обозвали главным масоном! – с искренней улыбкой вспоминает Семенкин. – Поохали, перечеркали, но в итоге благословили, рассказали, чего не хватает, а что в проекте совершенно лишнее, и, наверно, с третьей попытки я сделал так, как единственно правильно. А сейчас в церкви проходят службы, приезжает батюшка из Воскресенского… Видите, над входом, на самом верху висит икона Петра и Павла? Имена этих святых носили пакетботы наших моряков, которые открыли для мира Аляску. А икона – дело рук жены моего сослуживца из Белева. Так что каждый кирпичик в церкви, каждая дощечка здесь именные, и все хранят чье-то тепло…

Фирменным знаком церкви в Лужном, конечно же, стали два якоря. Мимо них – массивных, тяжелых – не пройдет ни один прихожанин. И у этих морских пришельцев – тоже своя необычная судьба, героически-залихватская.

Как четырем бабушкам не достались четыре пряника

– Поездка за якорями в Московскую область вылилась в целую эпопею! Чтобы привезти их в Лужное, был найден большой грузовик, куплено две бутылки коньяка и четыре тульских пряника. Я приехал на военную базу, а там меня уже ждет начальник – я, было, раскрыл дипломат, а полковник машет: погоди до вечера, а пока забирай свои якоря: семь км направо, три км налево – и упрешься в наш склад.

Я приезжаю по указанному адресу и вижу обычный сарай, четырех женщин почтенного возраста, младшей из которых глубоко за семьдесят. А они меня встречают: «Рады видеть гостей из Тулы!» Я опять открываю дипломат, хочу раздать им наши пряники, а старушки приглашают во двор: мол, проезжайте, грузите ваш якорь! И тут я остолбенел: «А кран у вас есть?». «Какой еще кран? – удивляются бабушки. – Знать не знаем, ведать не ведаем!»»

А якорь – на минуточку – весит двести килограммов! 

Даже с водителем его не поднимем! Ну и бабушки, конечно, в счет. И вокруг – ни души.

Пришел с обеда местный капитан – и тоже разводит руками.

Я вспоминаю, что по дороге видел небольшую лесопилку. Иду туда, вижу кран-балку и прошу рабочих нам помочь. Те соглашаются: «Погрузим! Только притащи якоря сюда!»

Я возвращаюсь к капитану, объясняю всю соль ситуации, а тот говорит: «Сейчас все сделаем! Цепляй якорь за свой КамАЗ!».

Как за КамАЗ? Там же двести килограммов! Такой якорь способен держать судно в тысячу тонн весом! А в грузовике – их всего пять! Но капитан стоит на своем, мол, он и без меня знает. Сам прицепил якорь к кузову, махнул водителю, тот дернулся, и машина намертво встала: якорь зарылся крюками в землю…

Стали мы вместе думать, как выходить из ситуации. Решили, надо цеплять сразу два, чтобы они гасили друг друга, в итоге сдвинули их ломами, скрутили стальной проволокой и с Божьей помощью – в путь. В итоге и коньяк, и пряники достались рабочим с лесопилки. Ну а якоря теперь – вот они! Кстати, еще два таких же мы привезли в музей Руднева…

Если массивные корабельные якоря стали достоянием сельской церкви, то в местный музей Алексея Чирикова, созданный стараниями адмирала Шопотова, Семенкин привез гильзу от снаряда, которым стреляли в Петропавловской крепости. Было это не так уж давно, в Питере, в юбилей экипажа, когда моряки с подводной лодки, на которой служил наш герой, встретились после долгой разлуки. Почетное право сделать выстрелы досталось двум Героям России, а гильзу – единогласно – решили отдать нашему мичману, в музей.

С южным ветром – в Северный флот

– Кто как, а я в школе даже не мечтал о морском флоте. Жил возле Московского вокзала, окончил железнодорожное училище... В октябре 1969 года мы с женой сыграли свадьбу, а через месяц я отбыл в армию, на три года, на Черное море. 

Служил химиком-дозиметристом на спасательном корабле, а если точнее, ПДС 123 – противопожарном дегазационном судне, единственном в Советском Союзе, и рассчитанном на то, чтобы после взрыва ядерной бомбы смывать с кораблей радиоактивную пыль.

И то ли совпали морские ветра, то ли парню нравилась техника, у Семенкина все получалось намного лучше, чем у других. После службы ему предложили поступить в военное училище. Он обрадовался, но жена была не в восторге от такого решения: в семье росли двое детей. Впрочем, судьбу не проведешь. Вместо военного вуза Семенкин поступил в мореходку в Кронштадте. А там было рукой подать до службы на суровом Северном флоте. И с 1975 года он оказался на той самой «железке», с которой потом провел всю жизнь и проводил в последний путь…

– Наша тактическая красотка считалась убийцей авианосцев и несла на борту восемь ядерных ракет, – мы уже вернулись в дом под флагом, хозяин приглашает нас за стол, а сам бережно гладит макет – небольшую бокастую подводную лодку, точную копию родной субмарины К 479, сделанную им самим в масштабе 1:52.

За плечами у советского мичмана, который сегодня является председателем профсоюза военных Дубенского района, почти 20 морских лет и 12 боевых служб. (В Тульской области этот рекорд побит только одним моряком – капитаном второго ранга Виктором Дмитриевичем Беляевым).) Самая долгая автономка Вячеслава Анатольевича Семенкина продлилась 97 суток. А жизнь, поделенная ватерлинией, была полна своих сюрпризов…

Тонули в огне, падали в воде

– Мы ходили по Атлантике и по Средиземному морю. Постоянно проводили учебные стрельбы, контролировали шестой американский флот: он сверху, мы снизу…

Один раз даже горели. Это случилось на берегу. Пришли с моря, попали в завод на проведение штурманского ремонта, который длится 45 суток. Подсоединяя береговое питание, электрики притащили к лодке огромный шланг с множеством кабелей. Его вставляют в специальный разъем, а все стыки промывают спиртом, потому что морская соль – это очень мощный проводник. И то ли электрики забыли физику, то ли спихнули на авось, но коротнуло тогда знатно! Будто бумагу, прожгло металл, кабеля упали в корпус, начался серьезный пожар.

По инструкции именно химик должен был первым спуститься вниз. Семенкин надел специальный костюм, измерил угарный газ – зашкаливает! А весь света нет, все наощупь! В лодку залили специальную жидкость, чтобы погасить пламя пожара. Семенкин снова полез вниз… И так несколько часов подряд, пока не появилась возможность провентилировать сгоревший отсек…

Человек, не имеющий спецподготовки ни за что не выполнит такую задачу.

А как готовили Семенкина, лучше него никто не расскажет:

– Помню, мой начхим, который позже стал замминистра обороны Туркменистана, и с которым мы дружим до сих пор, чтобы воспитать из меня хорошего специалиста, посадил на три месяца в субмарину, чтоб я выучил ее наизусть. Мне приносили еду на лодку, и я реально на ней жил! Прополз и побывал в каждом отсеке, прощупал трюмы и шпангоуты, трубопроводы, клапаны, кабеля. Потом каждый командир отсека проверял мои знания, расспрашивал про каждую мелочь, потому что, если авария, ты должен знать лодку наощупь, ведь света, как вы уже поняли, не будет, а поломку устранять надо. И надеяться больше не на кого, потому что каждый член экипажа станет действовать на своем месте и тоже должен знать свою работу буквально с закрытыми глазами… Конечно, тут сыграло самолюбие: я соревновался сам с собой, я хорошо разбирался в технике, со школьных времен любил физику, а потом учился на железнодорожника, а там тоже – техника, механика. И я выполнил задачу начхима и сдал экзамены просто блестяще. Отсюда и началось уважение: нам сразу дали квартиру, а кто-то ждал по несколько лет…

А был случай, когда лодка провалилась на огромную глубину. С положенных 60 метров до 275.

– Четыре года на Белом море шли испытания интерцепторов. Это такие специальные пластины, с помощью которых можно управлять подъемной силой. Не буду тут сыпать техническими терминами и рассказами про гидравлику: просто скажу, что в тот момент, когда мы пошли на погружение, эти механизмы не сработали. И мы, по сути, начали тонуть: корпус уже трещит от давления, мы продолжаем падать вниз, а ведь у лодки нет тормозов!.. Думаю, всем было неприятно. Но никто и виду не подал! Командир распорядился выдавить всю воду из носовой части, личный состав выполнил приказ, и лодка начала постепенно выходить из смертельного пике. Кстати, потом мы подумали, что отказ интерцепторов мог быть просто частью испытаний, о котором нас никто не уведомил…

Когда не спасут тренировки и знания?

Семенкин сказал, что было неприятно – но не сказал, что было страшно. Дело в том, что специфика службы на атомной подлодке предполагает, что каждый день здесь идет настоящая борьба за живучесть: это постоянные тренировки, отработка внештатных ситуаций, а подтверждение на плавучесть получается ежегодно, и для этого весь экипаж приезжает на экзамены в Обнинск, в институт атомной энергетики…

В таких условиях на субмаринах не остается случайных людей. Случайностью, пожалуй, может быть только приступ клаустрофобии, то есть боязни замкнутого пространства. Но тут не поможет ни давний опыт, ни тренировки, ни образование.

– У нас был и такой случай. Человеку стало плохо. Пришлось отвести его к врачу, а рядом поставить матроса с автоматом. Потом парня списали на берег, он нашел работу на суше и все у него было хорошо.

Ловись, рыбка! Крутись, лодка!

Подводная лодка Вячеслава Семенкина базировалась в водах Белого моря.

– Когда идешь на боевое дежурство, субмарину загружают по-морскому: рабой, шоколадом, сухим вином, ведь многие походы длятся долго, свежих продуктов не напасешься, меню хоть и разное, но привычное, и надо поддерживать пищеварение, увеличивать производство эритроцитов. А когда работаешь в своих водах – дают скромный береговой паек: то есть курицу и кашу. А дневать и ночевать с таким рационом уж очень грустно. И мы решили исправить ситуацию: самостоятельно запастить провиантом.

Под чутким руководством нашего капитана вышли в надводное положение. Рядом на волнах качались буи, обозначая мелководье. К нам сразу ринулся катер – понятное дело, наш капитан всплыл в бухте не для того, чтобы ловить рыбу удочкой. И после недолгого торга с местными мы загрузили в нашу провизионку больше сотни отменных семг!

Но радость радостью, а дело к вечеру, и на море начался отлив. А нам еще надо развернуться – атомной лодке в узенькой бухточке! Пока то, пока сё, вода ушла на четыре метра. А лодка весит 15 тысяч тонн. Мы понимаем, что сели на грунт, а ведь у нас ядерный реактор! Чтобы он постоянно охлаждался, надо непрерывно качать воду, причем чистую, без песка и водорослей! Потому что, если фильтры забьются, атомный реактор выйдет из строя, а это, я вам скажу, ЧП!

Наш командир весь в поту, это же уголовное дело! Вызывает механика ­– продувай насосы! И слава Богу, что каждый подводник отлично знал свое дело, техника всегда была исправной, а все системы работали безотказно! Механик смог разогнать лодку, и она выскочила в воду…

К чему я все это говорю? Субмарина – не просто лодка. Это часть нашей Родины. Если ты ее любишь, она в ответ любит тебя. Ты ее ценишь и бережешь – и она поступает точно так же. И как ты относишься к ней сегодня, так и она к тебе отнесется, когда вы будете в нейтральных водах. Если ты где-то накосячил, то ответка прилетит сразу. Это понимают все моряки, поэтому такие жесткие требования…

И тут вот что еще важно. Каждый член нашего экипажа был первоклассным специалистом. Меня окружали умнейшие люди, очень грамотные, волевые. Каждый отвечал за свои слова, был человеком долга и чести. Я настолько к этому привык, что начал думать, что так везде. А когда вернулся на гражданку, оказалось, что здесь запросто можно надавать любых обещаний, а потом запросто забыть. И при этом «уважаемые» люди даже не чувствуют угрызений совести, от того, что они заливалы, балаболы и пустозвоны. И я рад, что в моем окружении нет ни одного такого…

Тайны сарафанного радио

Наверное, эта история была бы не полной без рассказа о семье нашего героя. Двое детей Вячеслава Семенкина давно уже сами – мама и папа. Дочка –всероссийский судья I категории по восточным танцам, а, пока не вышел на пенсию, тоже служил на атомной подлодке, на субмарине «Нижний Новгород». Ну а рядом со старшим мичманом – его любимая Инна Львовна, которая одиннадцать лет руководила женсоветом экипажа:

– Мы жили в Западной Лице и в Видяево. Оба этих морских городка находятся за полярным кругом. Первые солнечные лучики появляются как раз 23 февраля, вокруг ­– карликовые березы, а летом – гектар белых грибов… Военные – везде большая семья. Все друг другу – друзья и знакомые. Поэтому было особенно тяжко, когда погибла подлодка «Комсомолец», когда затонула подлодка «Курск»… А вообще – работа, школа, секции, кружки – все это настолько затягивает, что ожидание мужей с автономки не кажется чем-то «из ряда вон». В первое время женам подводников даже не разрешали их провожать. Мы, конечно, пробирались украдкой – на сопки, чтобы увидеть лодку. Но никаких обнимашек не было. Долгие проводы – лишние слезы. Когда команда уходит в море, надо думать только о море, а все домашние проблемы нужно решать до убытия… На самом деле – лучше встречать. Это и приятно, и радостно. Знаете, у наших мужчин всегда получалось передать письмо с тайным условным значком на страничке, мол, такого-то придем домой. А дальше в большой женской семье дружно работало сарафанное радио… Мужчин сплачивала их служба, а нас – ожидание с нее.

Мы и сегодня общаемся, встречаемся. Помогаем друг другу, чем можем, обзаводимся новыми друзьями, которых понимаем с полуслова. К счастью, и в нашем селе Лужное много отзывчивых людей. Вот настала тревожная пора – мы скинулись, купили военным 25 радиостанций и уже отправили их в Луганск…