Культура

09:00, 27 марта 2015

Если мы не одумаемся…

 Марина ПАНФИЛОВА
 Елена КУЗНЕЦОВА

Новый фильм режиссера Андрея Звягинцева «Левиафан» вышел в прокат 5 февраля, и словно бомба взорвалась. Его обсуждают, о нем спорят, его принимают или отвергают, но все согласны с тем, что появление этой картины стало событием незаурядным. 


На встрече со зрителями в ДК «Ясная Поляна» Звягинцев рассказал, что еще осенью прошлого года, когда ленту объявили в прокат, поступили заказы сразу от 300 кинозалов страны. А уже в январе 2015-го пиратским путем было скачано из Интернета миллиона полтора копий, и можно представить, какое огромное число людей посмотрело «Левиафана» еще до выхода на большой экран. Было даже опасение, что в кинозалы зрители не пойдут, но оно не оправдалось, удар по прокату не случился: после начавшейся шумихи еще 250 кинотеатров сделали запрос на копии.
На встрече в яснополянском ДК, предупреждая вопрос зрителей о месте съемок, Андрей Петрович рассказал:
– Это – Кольский полуостров. Вид из окна дома главного героя на Баренцево море просто захватывающе красив.
– Михаил Задорнов в своей статье писал, что, наоборот,  все мрачно. А ваши ощущения: есть ли свет в конце тоннеля или нас ждет то, что вы показали в своей картине?
– Я приведу высказывание одного из священников, игумена Спиридона, на интернет-ресурсе «Православие и мир»: «Это не наш сегодняшний день, но, если мы не одумаемся и не изменим себя, не очистимся от скверны, то к нам может прийти то, что существует в «Левиафане».
– Как считаете, кто ваш зритель?
– Целевая аудитория имеется только у рекламы. Я никогда не задавался вопросом, для кого снимать. Есть режиссеры, которые любят говорить: «Я создаю фильмы для зрителей…» Но это лукавство, самым честным ответом будет: мы снимаем для себя. В том смысле, что режиссер работает, согласуясь исключительно с собственным чувством меры, правды, вкуса, искренности, необходимости. А далее все будет зависеть от того, повезло тебе угадать чувства других или нет. Я не знаю точно, кто мои зрители. Наверное, те люди, с которыми вошел в резонансное созвучие, применительно к фильму «Левиафан», –  тревоги за Отечество.
– В основу сценария легли реальные события?
– Эта картина зародилась в 2008 году, когда я услышал историю, случившуюся в Соединенных Штатах. Там одному автослесарю  владельцы расположенного неподалеку цементного завода предложили продать им его дом, а когда мужчина отказался от сделки, между ними началась подлинная война. Владелец дома обошел все инстанции, но официальные власти слышать о проблеме маленького человека не захотели, и закончилось все трагически. Автослесарь оборудовал свой трактор как танк и пошел крушить все подряд – заводские корпуса, административные здания. При этом ни один человек не пострадал, но сам бедолага застрелился со словами: «Теперь меня услышали все…»
Я узнал эту историю и понял, что она универсальна, особенно когда прочел новеллу «Генрих фон Клейст», написанную в 1810 году: там также описана трагедия противостояния, когда государственная машина подавляет живую душу.
Творческий процесс устроен просто: на голову Ньютону упало яблоко – и был открыт закон всемирного тяготения. Американский сюжет, по сути, стал для меня тем самым яблоком.
– Как вы набирали актеров?
– Кастинг в нашей съемочной группе всегда длится долго, на поиск исполнителей уходит примерно год. Как это делается? Идет тщательный подбор персонажей, образы которых ты видишь для себя в тексте сценария, надеясь встретиться с ними в реальности. Но в какой-то момент появляется человек, ради которого ты отказываешься от своего представления о том или ином герое и доверяешься этому актеру. Это – как жемчуг искать. Или – самородок обнаружить в кучах руды.
– Как вы считаете, в жизни должна быть справедливость?
– Я бы заменил это слово понятием «законность». Люблю высказывание блаженного Августина, который сам себе задает вопрос: чем отличается государство от шайки разбойников? И сам же отвечает, что отличает эти две группировки наличие закона. Если в стране работает закон, то это – справедливое государство.
– У вас почти в каждом кадре пьют, а вы водку употребляете?
– Признаюсь честно, я не люблю водку. А в «Левиафане» герой Алексея Серебрякова – Николай выпивает трижды за весь фильм. И это – не самоцель, для его возлияний есть причины, так он пытается закрыть ту бездну, которая открывается перед ним. А то, что пьют все вокруг… Если вы утверждаете, что в жизни такого не существует, то я с вами не соглашусь.
Тут хочу открыть один секрет. На съемках фильма или в театре употреблять спиртное, заявленное в сюжете, запрещается. Есть такой анекдот: молодой актер спрашивает у старого, что ему делать, ведь в первом акте приходится играть хмельного. Тот отвечает: «Выпей граммов двести». «А во втором надо быть пьяным вдрызг», – не перестает волноваться коллега. «Не беда, – успокаивает ветеран. – Прими еще двести грамм». «Но ведь в третьем действии я должен быть трезвым как стеклышко!» – сокрушается молодой. «Ну а тут, батенька, уже придется на таланте выезжать…»
Но поскольку у нас в фильме много сцен, где несколько человек в кадре пьяны, заставить их работать в унисон, как единый ансамбль, было бы очень трудно. Я понял, что единственный выход – позволить артистам выпить по-настоящему. Но при условии, что если что-то пойдет не так, утром все сцены будут пересняты на трезвую голову.  Результат был удивительным: бездну в глазах, некий провал, который бывает у пьяных, невозможно сыграть… Правда,  один человек отказался пить – Роман Мадянов, играющий мэра.
– Расскажите о своих планах на будущее.
– Есть три сценария, которые давно уже лежат на столе продюсера Александра Роднянского, с которым мы сотрудничаем. Действие одного из них проходит в начале Второй мировой войны, второй сюжет переносит нас во времена Крещения Руси. История третья совсем уж дорогостоящая: 400-й год до нашей эры, Греция. Не знаю, что получится претворить в жизнь, надо искать средства. Уверен в одном: и дальше я готов сотрудничать с Роднянским, он замечательный продюсер, именно благодаря ему «Левиафан» был выдвинут на премию «Оскар»…
– Когда вышел ваш фильм «Елена», в телеэфире с Владимиром Познером вы уходили от ответов на политические или социальные темы. Но «Левиафан» их затрагивает…
– Мы беседовали с Познером в 2011 году, а замысел «Левиафана» уже зрел, как я сказал, с 2008-го. Фильм появляется не благодаря изменению курса мысли, он живет автономной жизнью. Уже тогда у Александра Роднянского были сценарии, о которых я говорил выше. И он решил, что именно мы будем снимать в первую очередь, поскольку это  был, пожалуй, самый низкобюджетный фильм. Но я просто не мог беседовать с Познером о политике – куда мне до него.
– В вашем фильме все очень страшно: нет ни счастья, ни справедливости, ни любви, ни дружбы, ни одного положительного героя…
– А разве такого не может быть? Хочется верить в лучшее, в светлые чувства, но вспомните 30-е годы, когда были написаны сотни тысяч доносов. Разве можно закрывать глаза на это? Я прошу прощения, если фильм оставляет у зрителей тяжелые впечатления, но поделать уже ничего не могу.
– А вы любите Россию?
– Как мне ответить на вопрос, люблю ли я свою страну, если я живу здесь всю жизнь? А Николай Васильевич Гоголь любил свою страну? У него ведь нет ни одного положительного персонажа в «Мертвых душах»... И я знаю, что в этой стране есть иная Россия, где живут прекрасные люди. Но, во-первых, очень трудно за два часа экранного времени показать все грани, все многообразие настроений, и святую дружбу, и великую любовь. И притом у меня была другая задача, я снял фильм-предупреждение, как отметил игумен Спиридон.
0 комментариев
, чтобы оставить комментарий

На эту же тему