Как зрители Ежика защитили

 Марина ПАНФИЛОВА

Снятая много лет назад анимационная лента режиссера Юрия Норштейна удостоилась в разное время призов на фестивалях в Тегеране, Лондоне, Чикаго, Токио. Кроме того, в Японии в 2003 году «Ежика в тумане» признали лучшим мультфильмом всех времен и народов, за что его автор стал кавалером ордена Восходящего Солнца, а в Киеве его главному герою был установлен памятник.
А еще Юрий Борисович – лауреат Госпремии СССР, премий Андрея Тарковского, Владимира Высоцкого, общественной премии Андрея Первозванного. И каждая его работа имеет целое созвездие наград разных номинаций, полученных в разных странах. И в минувшие выходные Норштейн показывал в ДК «Ясная Поляна» отрывки из своей новой ленты «Шинель», над которой работает уже много лет. Мэтр отечественной анимации приезжал не один: вместе с ним перед зрителями выступил поэт Евгений Рейн.
А беседу с тульскими журналистами перед началом Юрий Борисович начал со слов:
– Не люблю всей этой шумихи – камер, вспышек…
– Неужели не привыкли за столько лет?
– И не хочу привыкать, иначе я буду уже не я.
– Тогда расскажите о своих планах.
– Оговорюсь сразу: свои намерения не афиширую никогда. Вот о настоящем дне можно побеседовать: как гулял по Ясной Поляне, где до этого был лишь виртуально. Много читал об этих местах – дневники Льва Николаевича, записи его секретарей, помощников, современников, к примеру, как Толстой работал над «Хаджи-Муратом». И это было для меня не менее увлекательно, чем чтение самой повести. И сегодня получил сильнейшие впечатления, и мои ощущения, связанные с писателем, подтвердились еще раз. Проходя по его комнатам, трудно представить, что там жил граф, скорее – мастеровой. Половицы-то те же самые, не лаковый паркет, рояль стоит, живопись висит по стенам, есть большой стол, за которым гости собирались, – все это просто, просторно и хорошо.
– А ваш дом какой?
– Самые первые воспоминания о нем – это комната в коммунальной квартире, куда мы переехали из эвакуации. А родился я 15 сентября 1941 года в селе Андреевка Пензенской области, о том времени помню смутно. Сейчас живу обыкновенно, как все – жена, дети, восемь внуков. И моя дача, уверяю вас, как у большинства российских граждан: чуть больше обычного домика, но главное – там есть мастерская, где можно рисовать.
– Кто-то образно сказал, что есть дома с зашторенными окнами, а есть – с распахнутыми…
– У нас они открыты настежь, потому что требуется много света для работы… Сейчас вспоминается, как Набоков представлял писателей своим студентам, открывая то одно окно в помещении, то другое: «Это – Пушкин, а вот – Гоголь…» А потом он распахнул все сразу и сказал: «А это – Лев Толстой!»
– Кстати, о Гоголе: как вы снимаете «Шинель»?
– Я сегодня представлю на суд зрителей небольшой кусочек. Хотя толком еще не решил, что показывать, поскольку график очень плотный, вначале Евгений Рейн будет читать свои стихи, в том числе новые, совершенно изумительные. Он сейчас переживает какой-то невероятный творческий подъем, это – его Болдинская осень. Или – московская весна? Только что подарил мне свой сборник. Я раскрыл его наугад: читая подобное, понимаешь, что речь идет о большом поэте.
– Вы работаете над «Ши­нелью» уже чуть ли не тридцать лет, то денег на нее не хватает, то еще какие-то проблемы…
– История продолжается, но теперь мы деньги сами зарабатываем, и слава богу, что я не завишу ни от кого. Средств хватает, чтобы закончить работу, главное – чтобы жизнь не закончилась. А вообще никто из режиссеров никогда не показывает материал будущего фильма, я, по-моему, единственный такой. Но другого выхода не было: надо же как-то «открыться», чтобы искать деньги.
– Не было мысли попросить помощи в Интернете, как сейчас многие делают?
– Не хочу этого делать. Помощь была, но не самая основательная, основные средства зарабатывали все же сами. Правда, много помогал Сбербанк, когда президентом там был Андрей Ильич Козьмин: они оплачивали аренду, а это существенный вклад. А еще вложились в издание книги «Снег на траве», которую я привез и сюда, вместе с «Ежиком в тумане», ее хорошо покупают.
– Интересно посмотреть, как вы раскрываете тему гоголевского маленького человека и насколько сегодня она актуальна?
– На самом деле все гораздо серьезней, космичней. Маленький человек – это только один из моментов, который в свое время отметил Белинский. Но я почти убежден, что, берясь за эту тему, Виссарион Григорьевич имел в виду нечто гораздо более глобальное. Потому что у той личности присутствовало колоссальное сочувствие и желание отвечать за происходящее вокруг. И можно быть уверенным, что, поживи он еще несколько месяцев, его бы упекли в Сибирь как нечего делать. Ну хотя бы за его письмо… Вы же знаете, что Достоевский попал на каторгу не только за то, что он был с петрашевцами, но и за распространение письма Белинского к Гоголю, а оно имело колоссальное значение и тогда, и сегодня.
– Создается впечатление, что вы, снимая «Шинель», переселились в ту эпоху, и этот приезд в Ясную Поляну тому еще больше поспособствовал.
– Я постоянно живу в разных веках, но не отрываюсь от современности, потому что – все рифмуется, все повторяется. Не нужно думать, что если мы сегодня переоделись в другие одежды, то жизнь стала иной. Нет, все пропорции отношений остаются, в том числе – чиновники, как сказал Гоголь, «с их департаментами-подлецами». Новая у нас только система связи, она, к сожалению, убыстрилась. Если раньше, как писал Вяземский Пушкину, «от мысли до мысли – восемь тысяч верст», то сегодня они преодолеваются за несколько секунд…
– Юрий Борисович, у актеров бывает роль, которая закрепляется порой за ними на всю жизнь. И вы, сколько бы лент ни выпустили, но как только произносится фамилия Норштейн, сразу ассоциация – «Ежик в тумане».
– Я знаю. Но у каждого человека есть свой знак по жизни, хотя я не считаю этот мультфильм своей визитной карточкой.
– А римейк на него вы бы позволили сделать?
– Нет. Потому что, скорее всего, получится дешевка: сегодняшние производители не понимают, в чем суть этого фильма, не понимают, что нарисовать этот персонаж при помощи заполонившей все компьютерной графики невозможно. Правда, было одно обращение: кто-то попытался поэксплуатировать популярность этой моей работы, но ему заткнули рот сами зрители в Интернете – защитили «Ежика» от посягательств.