Мастер условного мира

 Марина ПАНФИЛОВА
 Елена КУЗНЕЦОВА

В Тульском академическом драмтеатре к 65-летию заслуженного художника РФ Александра Дубровина в фойе открылась камерная выставка его эскизов. В нашем городе он оформил более 20 спектаклей, а всего за годы работы – более 150, сотрудничал со многими театрами России, ближнего зарубежья и даже США.
В качестве очередного и главного художника Дубровин в течение 25 лет работал в Александринском театре в Санкт-Петербурге, а в нашем городе творит с 2008 года.
– Театральный мир тесен, и когда в ТАТД не стало главного художника, то худрук Александр Иосифович Попов, который так же, как и я, учился в Питере, позвонил одному из знакомых… Первый спектакль, над которым довелось работать, – «Леди на день», он многонаселенный, шумный и очень добрый. Это была своеобразная моя визитная карточка в Туле, поэтому я старался, волновался, естественно. Но когда получил предложение о продолжении сотрудничества, не знал, как буду жить на два города: семья – в Питере, я – здесь, в гостинице. Но как-то сразу сложился творческий тандем с Поповым, в процессе работы мы сдружились, потом познакомился с труппой, и стало легко.
Конечно, театральный мир – условный, здесь другая изобразительная форма, стиль. Но, следя за героями, публика может уже не замечать, что улица, пристань и прочая «география» или интерьеры показаны «понарошку». Зал не видит погрешностей в работе художника, режиссера, поскольку артисты, выходя на авансцену, словно прикрывают собой всех остальных создателей спектакля.
– Но случается, что и артист, и зритель разгадывают загадки, созданные художником в этом выдуманном мире. Театр – всегда игра…
– Да, но при этом артист – на первом плане, и задача всех остальных – обеспечить ему комфортное существование в роли. К нескольким спектаклям я делал костюмы и всегда старался, чтобы они не только приближали к раскрытию образа, но и позволяли свободно двигаться.
А художник в любой постановке, на мой взгляд, вообще третичен: сначала – драматургия, потом – режиссура, лицедейство, а затем уж композитор, балетмейстер, смотря по жанру. И надо убирать свои амбиции и следовать этому пути.
– Александр Леонидович, вы скромничаете. После того как оформили «Отелло» и водрузили посреди сцены огромный черный шар – как средоточие зла, он для многих стал точкой отсчета в понимании смысла происходящего и уж точно не был третичен.
– Было нетрудно прийти к такому образу: действие происходило в мире, где свистят пушечные ядра, где светит черная луна – от копоти войны. Это идея, а она, как говорил мой учитель Кочергин, стоит двадцать копеек, а вот ее точное исполнение – уже рубль. Потому что замыслов много, особенно у русского человека, он ими просто переполнен, но кто бы все это реализовал… А в театре исполнителей множество, от режиссера до плотника, но все удается, только если они сработают как ансамбль.
– Вы из театральной семьи?
– Я родился в Вятке (бывшем Кирове) в театральной семье: мама была гримером-постижером в местном ТЮЗе, отец – заведующим музыкальной частью и композитором. С детства приходилось выходить на сцену – зайчиком, медвежонком, еще каким-то полунезаметным персонажем, изредка подающим реплики.
Конечно, я мечтал стать актером, занимался в драматических кружках и студиях. А потом появилось новое увлечение, и любовь к театру стала бороться с любовью к живописи. В какой-то момент решил научиться рисовать сам, купил учебник, стал что-то изображать, поначалу неумело, но потом оказалось, что прошел курс художественной школы самостоятельно. И так мне понравилось это занятие, что физика и математика были отодвинуты, в дневнике вместо отличных оценок появились даже тройки и среднюю школу я закончил еле-еле…
– Опять скромничаете? Что же это за троечник, который с первого раза поступает в питерский вуз? Значит, была хорошая подготовка?
– Может быть, с испугу сдал все экзамены? Выбор вуза в этой ситуации оказался вполне логичным: Ленинградский театральный институт театра, музыки и кинематографии по специальности «театральная техника и оформление спектаклей». Никакие эскизы при поступлении не требовались, главным было – любовь к театру. Преданность появляется потом, спустя годы, когда с головой уходишь в этот мир.
– Когда начали работать самостоятельно, приобщаться к профессии?
– Еще в студенчестве я подрабатывал в БДТ: мой институтский мастер-наставник был там художником, а меня определили на должность макетчика, поскольку хорошо умел делать в масштабе будущий проект спектакля.
Так что сценическое крещение получил в знаменитом театре, который сейчас называю своей первой любовью. В то время главным режиссером там был Георгий Товстоногов, а на сцене творили известные актеры Кирилл Лавров, Евгений Лебедев, Олег Басилашвили…
– Расскажите о Георгии Александровиче, только не как о театральном идоле, а о живом человеке.
– О нем можно говорить много разного. Я любил сидеть на репетициях: Товстоногов это позволял. И работал он по-разному: то диктатор, то – тонкий мастер. Я не анализировал его способы, но до сих пор не люблю, когда из Георгия Александровича пытаются сделать гуру, говорят помпезные вещи… Он был живым – во всех смыслах. Помню один случай, очень показательный: идет репетиция «Дачников» Горького, на сцене Владислав Стржельчик, Евгений Лебедев и Олег Борисов, но режиссеру не нравится то, что они делают, и он их мурыжит, наверное, полчаса. Тогда Стржельчик предложил ему варианты: несколько раз уходил за кулисы, возвращался и играл эпизод вместе с коллегами уже в новом ключе. Товстоногов через паузу, потушив сигарету, сказал: «Перерыв…» – и отправился в свой кабинет. Я хочу сказать, что с такими актерами можно придумывать разные сложные ходы, это – сотворчество.
И заметьте: сильная личность притягивает другие личности, недаром в БДТ шли работать мэтры сцены. Правда, у Товстоногова был хороший соперник – Игорь Владимиров в театре Ленсовета, где работали Алиса Фрейндлих, Михаил Боярский, Ирина Мазуркевич. Но двух маститых режиссеров и сравнивать нельзя: разные формы работы, разное видение театра.
– Но Туле повезло: бывший худрук нашего театра Александр Попов – ученик Товстоногова. Творивший с ним в дуэте художник Борис Ентин был из Питера, там и учился. И вот теперь в ТАТД опять питерский главный художник – из знаменитой Александринки, Академического театра драмы имени Пушкина. Словно невидимая нить между нашим городом и Северной столицей не рвется.
– Да, и мне удобно ездить, я будто живу на два города: вечером сажусь здесь в поезд, а утром уже в Питере. И хоть родился не в Ленинграде, но сформировался и вырос как художник именно в этом городе, который мне дал очень многое, – не просто как место на карте, топос, но как культурный центр. Вятку по-прежнему люблю и никогда не забываю, но Санкт-Петербург для меня – город номер один. Потому что в его музеях шло личностное формирование. С Александринкой я много поездил по всей России, был за границей – в Штатах, Японии, Чехии, Польше.
– И по России вы стали известны именно как питерский художник-постановщик… А туляком себя пока не ощущаете?
– Нет, но и приезжим, чужим Туле себя тоже не считаю. Моей душе здесь комфортно, легко, когда возвращаюсь после отлучки, иду по знакомым улицам, радуюсь.
Часто выхожу вечером после работы из театра усталый, иду вниз по проспекту Ленина и словно вижу знакомых, понимая: эти люди – зрители нашего театра. Поэтому и любая, самая сложная работа не в тягость – так же, как в Питере, этот город словно подает мне идеи.
Хотя бывает по-разному… Мне интересны все направления, эпохи, и я не могу сказать, над чем увлекательнее работать – над классической пьесой или над современной. Адаптирую прошлые века к сегодняшнему дню, преображаю реальную действительность в условную – таков мир театра. Но я ведь уже говорил, что мы все творим в соавторстве и художник не может лишь рисовать на бумаге или выстраивать в макете спектакль в миниатюре.
В Тульском академическом театре драмы подобрался удивительный коллектив: мастера своего дела работают и на сцене, видимые зрителю, и за кулисами. Их творчество он может оценить, лишь посмотрев спектакль в целом, как здание, стройное и крепкое.