Один на один со зрителем

Народного артиста России Александра Филиппенко недаром называют «человек-театр»: он способен один сыграть спектакль, изобразив и главных героев, и кордебалет, и оркестр, и даже шумовые и световые эффекты.
В рамках IV Международного арт-фестиваля «Сад гениев» мастер сцены прочел «Бурю» Вильяма Шекспира в новом переводе Сергея Кружкова. Час с лишним импровизированный зал под березами в музее-усадьбе «Ясная Поляна» сотрясали стихии в исполнении актера, а потом так же бурно звучали аплодисменты.
Еще в начале творческой карьеры режиссеры предоставили Александру Георгиевичу амплуа «злодеев»: да и в самом деле есть у него эдакая безразлично-инфернальная улыбочка, наработанная за долгие годы существования в данном измерении. Он играл и царей, и вождей, и даже нечистую силу: в экранизированном в разные годы романе Михаила Булгакова «Мастер и Маргарита» исполнил сначала роль Коровьева, а потом – Азазелло. А в фильме по произведению братьев Стругацких «Трудно быть богом» воплотил в жизнь диктатора, «сокола нашего, дона Рэбу».  Но кто бы мог подумать, что перед поступлением в Щукинское училище Филиппенко окончил физико-математический факультет и в том же 1967 году дебютировал в кино. «Судьба распорядилась», – комментирует артист, визитными карточками которого можно считать фильмы «Визит к Минотавру», «Рожденная революцией», «Мой друг Иван Лапшин», «Баллада о доблестном рыцаре Айвенго» и еще десятки других. Для детей он – великолепный Кощей в сказке «Там, на неведомых дорожках», а для многих зрителей среднего поколения одной из самых ярких стала театральная работа в пьесе Виктора Славкина «Взрослая дочь молодого человека» – монолог стиляги из нее впоследствии перерос в успешный концертный номер. Эстрада – родная стихия для Александра Филиппенко, который читает публике Зощенко, Аверченко, Чехова, Гоголя, да так, словно заново открывает давно известных и любимых авторов.
После спектакля в Ясной Поляне лицедей, еще не отошедший от литературных страстей, расспрашивал пришедших журналистов и поклонников о впечатлениях: «Как вам произведение? Нет ощущения безысходности? Это очень важно…» А потом резюмировал:
– Мейерхольдовщины сюда бы надо добавить, а так – Гриценко, Ульянов прослеживаются,  артисты нашей школы, именно они и  смогли бы это воспроизвести в нужном ключе. И ведь как все актуально до сих пор! Когда я Гоголя со сцены читаю, случается, люди приходят за кулисы и с удивлением говорят: а ведь ничего не изменилось и до сих пор, те же чувства, эмоции… А кстати, ребята, мы собрались на родине Толстого, но он не любил Шекспира – у великих это бывает, не признают друг друга.
– Было ощущение, что мы очутились там – сначала в океане, потом на острове.
– Значит, «машина времени» сработала? Теперь вы понимаете, что есть некоторые произведения, которые не могут быть перенесены на экран: они обладают некими полифоническими свойствами. Это «Мастер и Маргарита», «Жизнь и судьба», «Доктор Живаго», которые вы можете только читать – один на один с торшером и воображать, что происходит. Я во время чтения тоже предполагал, что могли бы придумать режиссеры, и показывал, как бы отплясывала танцевальная группа или какие возможны сценические эффекты. Помню, как мы в студенческие годы сдавали самостоятельные работы в партком, потом трепетно ждали вердикта преподавателей, режиссеров и слышали фразу: «Осадок хороший!» Вот, надеюсь, что и у вас такой же останется после «Бури».
– Вы впервые исполняли «Бурю»?
– Когда мне поступило предложение на этой земле прочитать ее в новом переводе, я, конечно, согласился, хотя шел на риск – это же была чистейшая джазовая импровизация. Посмотрели бы на меня за полчаса до выступления, как сам склеивал-переклеивал листы текста: времени, чтобы подготовиться, катастрофически не хватало. Даже книги с произведениями Вильяма Шекспира в новом переводе не успели привезти из типографии, чтобы зрители потом могли их приобрести. И хочу вас опять спросить: а стоит ли продолжать работать в этом направлении?
– Захватывает, увлекает: неплохо он писал, Шекспир-то…
– И перевод хороший: я знаком и с другими, в частности, с работой Михаила Александровича Донского. И играли эту вещь в разное время по-разному  у Калягина, у Эфроса, но главное – после окончания спектакля остается эмоциональный «светлый хвост», как след кометы, который заставляет поднимать глаза к небу, вот что важно.
– Кто предложил вам поучаствовать в этом проекте?
– Как всегда женщины виноваты: Екатерина Юрьевна Гениева, директор Государственной библиотеки иностранной литературы, в свое время предложила мне выступить у них с программой по произведениям Солженицына. И таким Толстым пахнуло на меня от «Ивана Денисовича», что понял: надо продолжать. Ну и по ее же совету вышел на «Бурю»: какой актер откажется почитать ее, тем более на земле Льва Николаевича? В Москве у меня есть знакомые режиссеры, с которыми мог посоветоваться, и получилась работа в удовольствие, в итоге – именно то, ради чего стоит жить: тут я позиционирую себя переводчиком с авторского на зрительский язык. Ну и что-то свое добавлял…
– В пьесе много разных персонажей – и герцог, и его свита, и нечистая сила. Кем вы себя чувствовали?
– Ярким представителем темных сил.
– Где проще работать?
– Кино, театр и эстрада – как три разные планеты, но, конечно, легче, когда ты видишь, чувствуешь ответную реакцию. Но, как нас учили в «Щуке»: сначала завизируй, а потом импровизируй. И когда я перед началом сказал зрителям в шутку, что мое прочтение – своеобразная сдача работы худсовету, там была доля истины. И сколько я примеров знаю, когда Табаков молодым дает возможность поработать, а потом после просмотра резюмирует: «Не получилось…» А сейчас вроде получилось.
– Александр Георгиевич, а вы сможете повторить потом выступление с таким же накалом страстей, но на другой сцене?
– Нет, в закрытом пространстве все будет выглядеть иначе, там слова не улетают в небо. Я сейчас вспоминал, как смотрел премьеру «Махабхараты» Питера Брука, показанную в Авиньоне в их знаменитом каньоне – на фоне природы, это было колоссально! А еще мы играли спектакль «На дне» в Японии, и мой персонаж уходил в лес.
– Можно себе представить – Сатин на фоне сакур…
– Хорошо  смотрелся,  загадочно.
– А что вы читаете не по работе, а для себя, наедине с торшером?
– Рассадина читал в последнее время, хотелось сделать какую-то программу. В сентябре – девяностопятилетие Солженицына, я к этой дате подготовил программу, куда вошли «Один день Ивана Денисовича» и «Крохотки» – замечательные философские рассказы, разные, и те, что он написал в 1963 году, и после возвращения, в 93-м. У меня сейчас есть три большие программы, и в будущем сезоне состоятся три абонементных концерта в зале Чайковского. Это «Демарш энтузиастов» – по произведениям Аксенова, Высоцкого, Жванецкого, Довлатова. Будет вечер советской сатиры «Смех отцов: не надо бороться за чистоту, надо подметать» – читаю Зощенко, Платонова и эссе Бродского об Андрее Платоновиче «Вершина, с которой некуда шагать». И – «В поисках живой души», где будут заключительные главы «Мертвых душ» Гоголя и гражданская лирика Есенина: «Цветите, юные, и здоровейте телом, у вас иная жизнь, иной напев, а я пойду один к неведомым пределам, душой бунтующей навеки присмирев…» И там же хочу почитать стихи Шаламова, Домбровского, пьесу Платонова «Голос отца»: в ней действие происходит на кладбище, сын пришел на могилу и беседует с родителем, и слышит его ответ – сердцем.
– Кто сегодня приходит на ваши выступления? Все-таки этот жанр уходит, вы – последний из могикан…
– Стараюсь, чтобы на афише значилась не только моя фамилия, но и авторов, это впечатляет среднее поколение. Но есть в зале и молодые, кого родители приводят, и у них вид, как у татаро-монгольского ига, попавшего в неведомую землю. На программе Солженицына была его вдова Наталья Дмитриевна. Растроганная, зашла за кулисы, и мы вместе обсуждали, как в конце программы некий катарсис происходит. Спектакль идет два часа десять минут без перерыва, и зрители выходят как после бани: с ощущением чистоты, энергетической подпитки. И когда, так же как сегодня, спрашиваю о впечатлениях, представители юного поколения отвечают: «Колоссально! Здорово!»
– Вы играли в антрепризном спектакле «Мышеловка», есть какие-то еще работы в этом направлении?
– Нет, то были просто пробы себя, как и съемки в сериалах «Бедная Настя», «Моя прекрасная няня». Правда, в этом, последнем, собрались щукинцы: актеры Сергей Жигунов, Анастасия Заворотнюк, режиссер Алексей Кирющенко – когда одна школа, это важно, у нас было полное взаимопонимание. И если буду продолжать работать над Шекспиром, стоит подбирать команду по этому же принципу – «одной группы крови».
Марина ПАНФИЛОВА
Елена КУЗНЕЦОВА