Когда нет сил бояться

До финского местечка Терийоки, где Нина Хрусталева работала в узле связи, война докатилась в конце августа. До этого момента о фашистском натиске можно было услышать лишь по радио да прочитать в газетах. А тут над домами закружили самолеты с белыми крестами и начали расстреливать народ из пулеметов.

Людмила ИВАНОВА
Из семейного архива

Вместе с восьмимесячной дочкой и четырнадцатилетней сестрой, которая приехала погостить к ней из Тулы, Нина пряталась от немецких пуль за огромными столетними дубами, росшими вдоль дороги. Но когда по городу начали палить из минометов, связистам приказали эвакуироваться.
Нина получила нужные документы, погрузила в телегу ценные бумаги и печати и отправилась со своим семейством подальше от войны – в Ленинград.

Ночь. Мороз.
Воздушная тревога
Муж Нины давно уже был на фронте. Его забрали сразу из военного училища в Киеве. А туда он попал еще до рождения дочки. Нина пошла на работу в отделение связи. Сгорели Бадаевские склады, в городе началась блокада, но люди не переставали общаться: письма, бандерольки, почтовые переводы приходили каждый день!
Ближе к ночи Нина возвращалась к своим девчонкам и... готовилась к воздушной тревоге. Вскакивать с постели, собирать детей и спускаться с шестого этажа в бомбоубежище приходилось по три-четыре раза за ночь.
– Сначала было очень страшно, а потом мне надоело бояться, – признается Нина Александровна. – Я решила, что, если суждено погибнуть, значит, судьба. И больше в подвал не пошла. А немецкие снаряды нас так и не задели, хотя один из них ночью попал в прихожую, а другой через несколько дней угодил в нашу кровать. Но я работала, сестры дома не было, а дочку только отвели в ясли.
Жить в разрушенной квартире стало невозможно, и Вере предоставили комнату в коммуналке. На дворе стоял декабрь 1941 года.

И коробочек таких – видимо-невидимо
– Хоть и открылась уже Дорога жизни, с едой все равно было очень туго, – вспоминает моя собеседница. – И служащим, и иждивенцам, и детям выдавали по 125 граммов хлеба в сутки. А если удавалось отведать дрожжевого супа и котлету из жмыха, так это был праздник! Но только не для детей. Однажды такой гадостью накормили и мою дочку в яслях. 6 декабря ей исполнился год, а 7-го малышки не стало… Сослуживцы помогли мне сколотить гробик, отнесли его на Серафимовское кладбище, а там уже таких крохотных коробочек – видимо-невидимо...
После сильнейшего потрясения Нина Александровна тоже слегла. Мучилась она недели две. Дошло до того, что несколько ночей ходила в бреду по городу – в мороз, босиком, завернувшись в одеяло. А однажды пришла на работу и заснула за своим столом.
– Утром очнулась – вокруг стоят коллеги, смотрят на меня и вытирают слезы. Побрела я домой и по дороге в забытьи потеряла это единственное одеяло. А когда поняла, что смерть идет за мной по пятам, собрала последние силы и вернулась в отделение связи, нашла старичка-начальника и взмолилась: «Сделайте хоть что-нибудь, я так хочу жить!»
Два дня от него не было никаких вестей. А потом он пришел в коммуналку, положил перед Ниной таблетки бактериофага и сказал: «Все госпитали обегал, еле нашел тебе лекарства». Тут же сломал стоявший рядом венский стул, растопил буржуйку и приказал выздоравливать.
Но оправиться от болезни в голодном Ленинграде было невозможно. Через несколько дней, насмотревшись на то, как молодая девушка, опираясь на палочку, еле-еле доползает до работы, начальник разрешил ей ближайшим рейсом покинуть блокадный город.
– Сестренку я спрятала от лишних глаз под перину, присела осторожно сверху и отправилась в путь по Ладоге. Боже мой, какой страшной была эта дорога! Сейчас, по прошествии многих лет, я думаю, что война тогда сама поставила себе памятник на дне Ладожского озера, усеяв его самолетами, баржами, танками, машинами, солдатами и детьми...

Третья порция
А на «большой земле» сестер ждал райский обед! Мясной суп, каша, огромные краюхи хлеба. Нина решила тогда отоварить эвакоудостоверение, полученное еще в Терийоки, где значилась и маленькая дочка. Но повариха, сквозь слезы наблюдавшая за двумя худющими девчатами, упросила их не есть третью порцию: «Остановитесь, умрете же! Приходите лучше вечером, я вас и без документов накормлю».
Потом был Тихвин, филиал управления связи, уютный уголок в квартирке и возможность выйти на работу только через месяц!
В положенный срок Нина приступила к своим обязанностям, но тут же получила повестку от райвоенкома: собирайтесь на фронт, о сестре позаботится отдел народного образования.

Война ходила рядом
В Красную армию Нина ехала на персональной машине комбата и цвела от гордости, что стала настоящим бойцом. Молодую связистку назначили секретарем политотдела Управления ВВС одной из армий Волховского фронта и выделили ей рабочее место в деревенской избе.
А война ходила рядом. Каждый день самолеты поднимались в небо, но возвращались на родной аэродром далеко не все. Израненные пилоты порой через неделю приползали в родной госпиталь, но большей частью погибали. Через полтора-два года ее летчики будут бомбить фашистов в Новгороде, Выборге, Луге, Пскове, Нарве и Риге, но пока штурмовики «Ил-2» берегли небо над Ленинградом.

Шоколадный приговор
…Как только летчики узнали о прекрасном пополнении, на столе у Веры стали появляться печенье и шоколад. Худенький заморыш не смог устоять перед сладостями и тем самым подписал себе приговор: превратился в цветущую женщину, в которую нельзя было не влюбиться!
– Уж как на меня можно было глаз положить, не понимаю, – говорит Нина Александровна, – кожа да кости... Да, видно, война, отняв одного ребенка, решила умилостивить меня другим.
В июне 1944 года у Нины снова родилась дочка, которая позже стала заслуженным врачом России и много лет спасала тяжелых больных в Институте скорой помощи имени Склифосовского. А когда она только появилась на свет, давно уже осиротевшая Нина выпросила разрешение уехать в Тулу, к родственникам, к той самой младшей сестре, с которой горевала в ледяном Ленинграде. Именно в нашем областном центре она и встретила День Победы.
А спустя пять лет прозвучало последнее эхо войны: Нина встретила первого мужа, вместе они оплакали свою малышку и... разошлись в разные стороны. У каждого уже была своя жизнь…