Вспоминая Мельбурн

На летних Олимпийских играх 1956 года сборная Советского Союза впервые опередила в командном зачете американских атлетов. Велосипедист, многократный чемпион и рекордсмен РСФСР и СССР Эдуард ГУСЕВ вспоминает о том, какими выдались эти незабываемые соревнования в австралийском Мельбурне, и каким был его путь из физкультурников в элиту международного спорта.

На треке –
с утра до вечера
Со спортом я чуть ли не с рождения связан. Когда мне было два года, родители подарили детский велосипед. Потом отец приобрел еще пару – себе и матери. А когда я учился в третьем классе, он на раму привязал подушку и научил ездить на взрослом «железном коне». На нем я и первые соревнования выигрывал. В секции на треке был один велосипед на всех! По очереди катались по десять кругов. Поедешь, бывало, на одиннадцатый – кричат: «Куда ты, Гусев! Не давайте ему ездить!» К машинам своим мы относились бережно, смазывали, перебирали, регулировали, облегчали и клеили трубки. Да и вообще с утра до вечера пропадали на треке. А я еще вдобавок к этому аэроклуб закончил. У нас весь класс был спортивный: кто баскетболом занимался, кто шахматами, стрельбой, лыжами. О том, чтобы курить или выпивать, мы и не думали.
Но при всей любви к спорту учились, сдавали экзамены. Ведь если двойку получишь – до тренировок не допускали, все строго было. Еще школьником довелось пересечься с Василием Сталиным, который курировал команду ВВС: во время одного из визитов в Тулу меня ему представили. «Закончишь учебу – я тебя заберу в Москву. Летчиком стать хочешь?» – спросил. Но судьба распорядилась иначе – в 1953-м Иосиф Сталин умер, Василий оказался уже не у дел. А я в 1954 году стал абсолютным чемпионом Тулы. У нас в ту пору была сильнейшая в СССР велосипедная школа. Поэтому и в Мельбурн отправились сразу четверо туляков: Борис Романов, Владимир Леонов, Борис Савостин и я.
Огни большого города
Из Советского Союза в Австралию нас отправляли партиями. Перед отъездом приглашали в ЦК ВЛКСМ, напутствовали. Вышло так, что мы, велосипедисты, прибыли в Мельбурн в числе последних, потому что выступали в заключительной части Игр.
По маршруту Москва – Ташкент – Дели – Рангун летели на правительственном Ту-104. В столицу Олимпиады мы прибыли, когда уже темнело, и увидели зарево огней над городом. В Союзе такой иллюминации еще не было, и зрелище, конечно, поразило. А еще удивило то, что нас встречали очень много русских. «Есть кто из Уфы? А из Рязани?» – слышали мы в аэропорту. Кстати, русские эмигранты относились к нам очень хорошо, вручали какие-то маленькие подарки, открытки. И никто не запрещал нам с ними общаться.
Одна семья, которая ходила в Олимпийскую деревню, была очень интересная: он работал грузчиком в порту, она занималась редактурой. Глава семьи был настроен просоветски, выписывал целую тележку наших газет и журналов, собирался вернуться в СССР и осваивать целину. Вообще не только бывшие соотечественники, но и коренные австралийцы относились к нам очень дружелюбно – когда мы ехали по городу или гуляли, со всех сторон улыбались, приветствовали, посылали воздушные поцелуи.
Помню одну любопытную историю. Как-то отправились тренироваться за город и заблудились. Как ни плутали – все равно возвращались на одно и то же место. Наконец добрались до дома какого-то фермера. Подходим и на ломаном английском пытаемся у хозяина узнать, как доехать до нужного места. А он только улыбается в ответ. Уже выбились из сил ему объяснять, и кто-то из нас в сердцах его матом обругал. А мужик еще пуще улыбается и вдруг говорит: «Да я лет пятнадцать русского языка не слышал!» Разговорились – оказалось, он украинец, сбежал в Австралию после войны.
Вот с кем были напряженные отношения, так это с венграми. Ведь только-только наши войска подавили в их стране восстание. Они даже подкладывали нам провокационную литературу. Помню журнал: на обложке Хрущев в танке, а Венгрия изображена в виде женщины, на которую он нападает. А вот с американцами, наоборот, прекрасно ладили, вместе тренировались на лужайке в центре Олимпийской деревни.
Кстати, со сборной США у нас на церемонии открытия оказались одинаковые костюмы: голубые брюки и белые пиджаки. Только мы носили шерстяную одежду, а они – из легкого материала. Две команды располагались на открытии бок о бок, как раз по алфавиту – USA и USSR. Рядом со мной стоял огромный штангист-тяжеловес Пол Андерсон. Помню, солнце клонилось к закату, было жарко – даже наша дискоболка упала в обморок…
Кто ослабил гайку?
В 1952 году в Хельсинки мы в велоспорте выступили неважно. Тогда лучшим стал Лев Ципурский, который был двенадцатым в гите. В Мельбурне результат оказался лучше, но опять остались без медалей. В гите Борис Савостин должен был стать минимум вторым, да на секунду задержался на старте и оказался только пятым. На том же месте закончил выступления в индивидуальном спринте Борис Романов, проиграв в четвертьфинале новозеландцу два заезда из трех. Он очень переживал из-за поражения. И понять его можно – француз Мишель Руссо, который стал первым, действительно был сильнее, но того же серебряного призера итальянца Гильермо Пезенти он обыгрывал на состязаниях в Ленинграде и Москве. Владимир Леонов вместе с москвичом Ростиславом Варгашкиным снялись с соревнований на тандеме из-за травм, полученных при падении.
В командной гонке преследования участвовал и я, в квартете шел первым номером. Перед стартом ребят предупредил: «Смотрите, я пойду вперед». Стартовал – и по ходу понять никак не могу: закидывает, и все тут. Еле свернул на первом круге. Три круга отработал – и сошел, ребята втроем гонку заканчивали. После финиша спрашивают: «Что с тобой случилось?» А я ничего сказать не могу – трубка вроде в порядке… Только когда колеса стал снимать, понял, в чем дело. Оказалось, что кто-то ослабил гайку на заднем колесе.
Потом был четвертьфинал с британцами. Мы их до этого обыгрывали и в Москве, и в Ленинграде. Но тут не смогли. Думаю, сразу три момента сыграли роль. Во-первых, техника – они велосипеды делали под индивидуальный заказ, а мы гоняли на том же старье, что и в Хельсинки. Во-вторых, допинг. Тогда ведь не было такого жесткого контроля, как сейчас, и иностранцы этим пользовались. В-третьих, нервишки играли. За границей уже давно со спортсменами работали психологи, а у нас такого не было.
Мы были настоящей командой
Принято было поддерживать своих на соревнованиях, когда у самих выдавался свободный день. Поэтому ходили на баскетбол, гимнастику, бокс, футбол, легкую атлетику. А с футболистами даже играли! Анатолий Ильин был заводной малый, Игоря Нетто помню, Эдуарда Стрельцова. С Борисом Разинским играли на аккордеоне на палубе, когда плыли обратно. Не было каких-то зарвавшихся звезд – все нормально общались и с Владимиром Куцем, и с Ларисой Латыниной. Все вместе участвовали в массовых мероприятиях, в самодеятельности. Поэтому, хоть мы, велосипедисты, выступили неважно, олимпийский триумф разделили поровну.
До Советского Союза добирались на теплоходе «Грузия» двадцать дней вместе с чехословацкой сборной. Помню, когда прибыли во Владивосток, слезы сами собой катились – Родина есть Родина… Здесь нас здорово приняли, затаскали по разным встречам. Из Владивостока выехали двумя спецсоставами, и новый 1957 год встретили уже под Хабаровском. На двоих нам выдали по бутылке шампанского и сухого вина, были в составе два больших вагона-ресторана, танцы… Проснулся почему-то у гимнасток в купе. Я, правда, не злоупотреблял никогда – вкус водки узнал только в 22 года.
8 января нас в Москве, в Георгиевском зале Кремля, принимали члены правительства. Иду по коридору, а навстречу – Хрущев с Булганиным. Я остановился. И вдруг целая толпа к Никите Сергеевичу: все хотят пожать руку первому секретарю. Чуть не нос к носу нас прижали к нему. Пришлось вместе с одним из охранников Хрущева взять руководителя советского государства на плечи и так нести в зал над толпой, прямо мимо елки. «Я на своей шкуре почувствовал силу советского спорта!» – сказал он потом.
…За счет чего мы победили в Мельбурне? Советская система подготовки была сильнее американской. Сейчас это доказывает Китай, почти полностью у нас ее перенявший. Еще одной нашей сильной стороной была сплоченность. Мы были уверены в том, что представляем самый сильный социалистический строй, – и чтобы нас какие-то капиталисты обыграли?! Ну и, конечно, пережив Великую Отечественную, мы были настоящими патриотами. Потому и сражались, как в последний раз.
Записал
Андрей ЖИЗЛОВ