Как гитлеровцы расправились с Юлисом Асбергом

Это было в Латвии в декабре 1944-го или в январе 1945-го. На хутор Стайги, где жил латыш Якоб Абелс, пришли три немецких жандарма. «Немедленно собирайся и уезжай с хутора», – приказали оккупанты. «Я старый человек и никуда не могу ехать», – стал сопротивляться Якоб, 1883 года рождения. Тогда фашисты пригрозили ему: мол, если не уедешь – посадим в бункер и потом расстреляем. Что же произошло дальше? Подробности этой давней истории нам стали известны из материалов, предоставленных редакции пресс-службой Управления ФСБ России по Тульской области.

Не эвакуировался? Отобрать скот!

Якобу Петровичу немцы дали на сборы три часа. Однако хуторянин никуда не собирался – какой там переезд, когда тебе уже за шестьдесят? Да к тому же беспокоит болячка – сильная одышка. Но все же мужчину грела надежда – а вдруг обойдется? «До того <визита жандармов> я выполнял все задания <оккупационных властей> по сдаче мяса, зерна и других продуктов по норме и поэтому думал, что они (жандармы. – Прим. ред.) оставят меня в покое», – объяснил Абелс утром 1 мая 1949 года старшему следователю оперотдела лагеря МВД № 323.

ДОСЬЕ

Якоб Абелс родился в Латвии на хуторе Спадис Курсикинской (Курсишской?) волости Кулдигского уезда, проживал на хуторе Стайги Салдусской волости Кулдигского уезда. По социальному происхождению из крестьян. Окончил 3 класса народной школы. В ВКП(б) не состоял, общественно-политической деятельностью не занимался. Земледелец, работал в собственном хозяйстве. Имел паспорт, выданный 25.02.1948. Правительственными наградами не отмечен, военного звания не имел и на воинском учете не состоял. В Великой Отечественной войне не участвовал, ранений и контузий не имел. Состоял в браке (жена Ливиза Абелс являлась домохозяйкой), имел сына по имени Лаймон (колхозник). С 1941-го по 1945-й проживал на хуторе Стайги Салдусской волости Кулдигского уезда, занимался сельским хозяйством. Русский язык знал очень плохо.

Абелс наивно думал, что гитлеровцы больше к нему не сунутся. Но уже на следующий день все та же группа жандармов вновь пожаловала к Якобу Петровичу и увидела, что приказ об эвакуации латышом не принят во внимание.

– Ты не выполнил наше распоряжение – за это весь твой скот нами будет конфискован, – заявили визитеры и тут же направились в хлев и посчитали живность в нем.

– Все, что у тебя тут есть, немедленно направить в Салдус (город на юго-западе Латвии. – Прим. ред.) на скотобойню, – приказали фашисты.

Якоба заставили здесь и сейчас запрягать лошадь и грузить в повозку овец и свиней, а «коров и телят гнать гоном». Что оставалось хуторянину? Запряг он лошадь. Положил на воз трех крупных свиней (примерно от 80 до 100 кг каждая) и столько же овец. «А шесть дойных коров и 4 нетеля при помощи одной гражданки из г. Салдуса и своей жены, а также соседки-девочки погнал и повез на бойню. Жандармы, пока я грузил скот, все время при этом присутствовали и меня торопили с отправкой, подгоняли и ругали со злобой», – не без горечи вспоминал мужчина период оккупации.

На бойне у Абелса приняли весь его (вернее, уже и не его) скот – при приемке дотошно сверили, все ли Якоб доставил скотобоям из того, что у него было учтено. Педантизм, замешанный на фашизме: ничего личного? Скотобои никакой квитанции мужчине не дали. Только записали название хутора и фамилию сдатчика. Оккупанты «еще и проявили доброту»: «милостиво» оставили Абелсу одну-единственную корову... А пока он ездил на скотобойню, жандармы неплохо «погуляли» в его хозяйстве: разорили три домика с пчелами, забрали весь мед, а также, обнаружив трех овец, которых Якоб Петрович не предъявил немцам для учета (явно жалко было отдавать врагу живность), зарезали их. «Такое же ограбление, какое было совершено у меня, было произведено и у граждан других хуторов, так как прибыв на бойню, я видел много граждан, которые пригнали свой скот так же, как и я. Было много слез, а эти изверги-жандармы устраивали насмешки и говорили: «Придут большевики и все это цап-царап». Из дому меня тогда же выгнали».

Прятались по лесам и погребам

Супруги Абелс вынуждены были переселиться в амбар, который, разумеется, не отапливался и к тому же не имел окон. Там муж и жена обитали до освобождения местности частями Красной Армии. Абелс припомнил: в тот период, когда немцы лишили его скота и «напроказничали» на пасеке, жандармы также отобрали всю живность (свыше 20 голов) у гражданина Делса с хутора Краст(далее неразб.) и у Теодора Асберга с хутора Криви (6-7 голов). «Немного раньше, перед тем как забрали у меня весь скот, за несколько дней приехали на подводе несколько жандармов и начали просить продать им свинью, но пока мы договаривались в доме, другие жандармы погрузили на подводу одну мою свинью и увезли, а когда я осмотрел и заявил этим жандармам, которые договаривались со мной, о краже, они, уходя от меня, сказали, что они возвратят свинью, но так и не возвратили», – сетовал Якоб Петрович. По словам Абелса, в декабре 1944-го и в январе 1945-го жандармы ходили по хуторам, отбирали у людей паспорта и гнали на работу – заниматься устройством окопов, бункеров, ремонтировать дороги, мосты. «Многие граждане, в особенности те из них, которым приходилось работать почти на передовой линии фронта и в большинстве случаев под градом пуль и разрывами снарядов, а также при бомбежках, удирали с места работы и прятались по лесам и погребам. Жандармы делали облавы и при поимке таких лиц арестовывали и куда-то угоняли, – рассказывал Якоб Абелс. – Многие из таких граждан не вернулись домой и до сих пор, где они, я не знаю (напомним, на дворе стоял 1949 год. – Прим. ред.). Я знаю случай: гражданин из волости Пампали, фамилию его не знаю, вместо паспорта предъявил жандармам книжку на сдачу молока, а когда впоследствии немцы выяснили его фамилию и <выявили> обман, разыскивали, но он прятался, переходя из хутора на хутор. Мой сын Лаймон, не желая быть угнанным в Германию, все время вынужден был работать на шоссейной дороге на своей лошади и этим только спасся от германской каторги (родился в 1922 году и подлежал направлению в Германию)».

«После пожара нашли обгорелые тела»

Якоб Петрович также сообщил: некоего Юлиса Асберга (он проживал в километре от хутора Стайги) гитлеровцы принудительно выселяли из своего дома (называя это эвакуацией, но не уточняя, что, по сути, она была насильственной) – но этот человек оказал жандармам сопротивление, наотрез отказываясь уезжать. Оно и понятно: со слов Абелса, перед самой Великой Отечественной войной Асберг построил новый дом, сарай и что-то еще – а тут все из-за нацистов придется бросать? Жалко же! Как отреагировали оккупанты на «демарш»? Они у Асберга забрали весь скот (овец, свиней, коров) – а потом подпалили его дом. В огне погибли и сам Юлис, и его жена Марта. «После пожара нашли их обгорелые тела и похоронили, – говорил Абелс. – Когда горели постройки, то жандармы никого из граждан не допускали тушить, стояли вокруг хутора вооруженными и грозили расстрелом. Поджог был совершен в декабре 1944 г. или в начале 1945 г., точно не помню. Случаи поджогов были, по рассказам граждан, и в других волостях, но я это только слышал от людей».

– Далеко от вашего хутора расположен хутор Криви и не знаете ли вы гражданина по фамилии Верпелис? – задал вопрос старший следователь.

– Хутор Криви расположен от моего хутора в 500 м и принадлежал Асбергу Теодору, лет 40-45, и его жене, а также у них проживала одна русская женщина с дочерью 17-18 лет и проживал также гражданин Лахода (?) с женой в возрасте 65 лет примерно обоим, но гражданин Верпелис на хуторе Криви не проживал и не проживает. Я такого гражданина по фамилии Верпелис не знаю, – последовал ответ. – Имеются ли другие хутора под названием Криви, я не знаю, не слышал.

И еще Абелс припомнил такой неприятный эпизод. В одну из ночей в конце апреля 1945 года, когда немцы бежали под ударами Красной Армии, на хутор Стайги, где жил Якоб Петрович, ворвались несколько германских жандармов. Они поймали последнюю овцу в хозяйстве хуторянина и шестимесячную телку, а затем потащили скот в лес – в бункер. Абелс проснулся от звуков, издаваемых овцой, и увидел, как через двор тащили овцу и вели телку. «А на утро следующего дня овцу нашел в лесу, кожа с нее была снята, но мясо брошено, не знаю, почему. Также нашел и телку, которая была измазана в грязи, очевидно, они (жандармы. – Прим. ред.) ее тащили и бросили». То ли пришлось немцам срочно удирать и все бросать как есть, то ли они погибли.

ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ.

Подготовил Сергей МИТРОФАНОВ