Как участник Советско-финской войны стал немецким диверсантом

Мы, опираясь на материалы пресс-службы Управления ФСБ России по Тульской области, продолжаем рассказ о выпускниках Орловской школы диверсантов, летом 1942-го заброшенных по воздуху в наш регион, – в частности, в Арсеньевский район. Среди них был Яков Степанов, о котором мы уже писали в прошлых публикациях. Напомним, с этим человеком 8 июля 1942 г. пообщался следователь контрразведывательного отдела Управления НКВД по Тульской области, которому Яков Лаврентьевич откровенно поведал многое.

«Потому что предатели окружали нас»

– Были ли у вас с кем-либо из диверсантов разговоры о своем намерении добровольно сдаться органам советской власти? – спросил следователь.

– На территории школы, конечно, никаких разговоров на этот счет не было ни с кем, т.к. подобные разговоры могли повлечь к нехорошим последствиям, – заявил Степанов. – Находясь в школе, мы боялись друг друга, потому что предатели окружали нас. Чаяния и намерения диверсантов, учившихся в школе в Орле, узнать было трудно. С Жилиным в разговорах на общие темы о Родине и т.д. я намекал, что скоро будем дома и т.д., но определенных разговоров в этом направлении у меня не было и с Жилиным. Последнему я сказал определенно о своем намерении только в самолете, когда мы летели через линию фронта. Это мне удалось потому, что шум мотора заглушал, и ничего сидевшие напротив нас немцы слушать не могли. В самолете я сказал Жилину, что в случае, если он будет сброшен и приземлится вдалеке от меня, то он должен поступить так, чтобы придти и заявить о себе органам советской власти. Это мне удалось сказать Жилину потому, что он стоял на корточках сзади меня и держался за мои плечи. Его голова была у меня на плече, и я ему говорил прямо в ухо, и он услышал меня несмотря на шум мотора. Я считал, что немцы, сидевшие против, нас не услышат вследствие шума мотора, да к тому же считал, что немцы не разберут нашего языка.

На этом разговор следователя со Степановым был окончен.

Повар в армии и в плену

А сейчас пришло время сказать читателям, что в распоряжении нашей редакции оказались документы, в которых говорится и о судьбе того самого Жилина. Что же это был за человек?

ДОСЬЕ

Дмитрий Ефимович Жилин. Родился в 1911 г. в деревне Теренькут Исетского района Омской (ныне Тюменской) области. Происходит из крестьян-бедняков. Образование низшее. Беспартийный. До 1929 г. жил с отцом, в 1929-м уехал в г. Тюмень, где устроился на почту грузчиком, отправляющим посылки, а потом был послан на курсы поваров. После трехмесячной учебы оставлен поваром в столовой при почте – там проработал до призыва в Красную Армию (до 1933 г.). До ухода в РККА жил в г. Ялуторовск Омской (ныне Тюменской) области. С 1933-го по 1935-й служил в армии поваром. После демобилизации вернулся в Ялуторовск и стал трудиться поваром на заводе «Сухое молоко». Там работал до мобилизации на Финский фронт – до декабря 1939-го. С 1939 г. по 22.05.1940 г. находился на Финском фронте, где служил поваром. Вернувшись из РККА, работал в Ялуторовске на заводе «Сухое молоко», где по-прежнему готовил пищу: до 07.07.1941 г.; затем был мобилизован и отправлен на формирование части в г. Рыбинск Ярославской области, где был зачислен поваром в 908-й пехотный полк. С этим же полком выехал на фронт подо Ржев (Тверская область) примерно 18 июля 1941-го.

– Простояв примерно дней десять, выехали западнее г. Ржева и заняли линию обороны. Продержали ее дней двадцать, а потом части стали отступать с боями, – объяснял Дмитрий Жилин 7 июля 1942-го старшему следователю контрразведывательного отдела УНКВД по Тульской области. – 11 октября я с обозом и штабом прибыл в д. Воскресенское. Командовал нами капитан Сафронов. Он дал распоряжение встать на отдых, а я как повар стал готовить обед. Утром примерно в 9 часов деревня Воскресенское была окружена немецко-фашистскими войсками, началась стрельба. Я и еще со мною два бойца, фамилии их не знаю, т.к. они были связные, спрятались в подпол дома, где мы стояли, а после нас немцы взяли в плен, часть постреляли, а часть ранили. После этого на второй день всех нас пленных направили в г. Ржев и поместили в лагеря военнопленных, где я пробыл дней 5 и был с группой военнопленных направлен в лагерь Сычевку (Смоленская область. – Прим. ред.). Там пробыл 1 день, а после этапирован в г. Вязьму (Смоленская область. – Прим. ред.). В Вязьме в лагерях скопилось очень много военнопленных и на второй или третий день я с группой военнопленных был этапирован в лагеря Смоленска, там я был назначен поваром и находился с последних чисел октября 1941 г. до 29 июня 1942 года. За это время я нигде не допрашивался.

Шоколад с колбасой, или Орел вместо Германии

А как же Жилин стал диверсантом? В двадцатых числах июня 1942-го в лагерь, где сидел Дмитрий Ефимович, прибыл майор – русский. Жилин его фамилию не знал. Майор ходил по лагерю с германским офицером и набирал себе из числа военнопленных только здоровых – на постоянную работу в Германию. Зашел и в помещение, в котором находился Жилин.

– Кто хочет ехать на постоянную работу в Германию? – задал вопрос русский майор и добавил. – Предупреждаю: каждый должен быть здоровым. Кто изъявит желание, сегодня же пойдет в баню и ему будут даны продукты.

По словам Жилина, лично он мечтал сбежать из лагеря – и потому изъявил желание отправиться в Германию, надеясь, что, может быть, ему удастся по дороге податься в бега. Добровольца записали. Направили мыться. А на следующий день привезли на станцию. Всего таких добровольцев было 9: Степанов, Стальгоров, Сопченко, Хамидулин; фамилий остальных Жилин не запомнил. В дорогу им выдали хлеб, колбасу, сахар, шоколад, масло. Охрана отсутствовала. Переводчик уточнил: «Вы поедете в Орел – там будет формироваться эшелон». К добровольцам подсел немец-инженер, немного говоривший по-русски. В Орел приехали 29 июня примерно в 10 утра. Немецкий инженер куда-то позвонил со станции, хотел вызвать автомобиль, но машины почему-то не оказалось. И тогда этот немец повел всех пешком. До этого Жилин в Орле не бывал. Он вспоминал, что привели пленных к водокачке, напротив которой располагалось каменное двухэтажное здание, а рядом – три одноэтажных деревянных дома. «Во всех этих домах были размещены наши военнопленные, прибывшие или из лагерей, или прямо с фронта, – продолжал давать показания Дмитрий Жилин. – На второй день нас всех вывели за ограду, народу было примерно человек 70. Приказали нам разбиться на десятки и развели десятки по помещениям. В нашу десятку попали я, Степанов, Стальгоров, Чинш, Курский и Дроченко, остальных фамилии не знаю, знаю только одного имя – Аркадий. На следующий день весь десяток пошел по вызову к капитану графу Тунгеру (правильно Туну. – Прим. ред.). Придя в кабинет, у него был переводчик-немец, капитан Тунгер обратился к нам и заявил: «Вы будете сейчас изучать, как обращаться с парашютом, и изучать взрывное дело, а после вас на самолете перебросят в тыл к русским. Вы спрыгните на парашютах и будете взрывать железную дорогу около фронта. Согласны?». Все ответили утвердительно.

«Старайтесь держать себя осторожней»

«Вас сейчас зачислят на довольствие, какое получает немецкий солдат, и вы будете получать шнапс, сигаретки и прочее, – объяснял Тун. – Для того, чтобы лучше вас перебросить, я выеду на фронт и пробуду там дня два-три, а как приеду, там будет видно». После этого будущие диверсанты вышли. И ждали дня четыре. Очевидно, капитан Тун вернулся с фронта, военнопленных снова вызвали к нему, и Тун сказал: «Сейчас вы будете заниматься изучением парашюта и подрывного дела, будут вызваны преподаватели». Вскоре пришел офицер с аэродрома и через переводчика стал учить, как обращаться с парашютом, как подрывать железную дорогу. В первый день он занимался с курсантами Орловской школы диверсантов до обеда, а на следующий – часа два. «Я еще упустил сказать, что с нами еще был русский майор, он был над всеми нами старший и мы все обращались к нему, кому что-либо нужно, фамилию его я не знаю, – добавил Жилин. – 5 июля нам объявили, что нужно получать документы. Документы получали у русского майора, давал каждому инструктаж, что в случае, если вас задержат, говорить, что идете из госпиталя в часть. «Старайтесь держать себя осторожней. В эту ночь вас должны забросить». После этого в помещение к нам пришел немецкий переводчик и стал раздавать деньги. Я лично получил 400 рублей, а вечером на машине меня, Степанова, Стальгорова, Чинша и Курского и троих, фамилий которых я не знаю, повезли на аэродром. На самолет в первую очередь посадили Курского и троих с неизвестными для меня фамилиями, но при перелете фронта у них был подбит мотор, самолет вернулся и нас увезли обратно, а уж на следующую ночь, т.е. с 6 на 7 июля часов в 6 вечера увезли снова Курского и 3-х с ним, фамилий которых не знаю, а за нами приехали часов в 11 ночи, посадили на самолет, дали 1 гранату, по 4 кг взрывчатки, 4 электродетонатора и 2 детонатора к гранате. Степанову дали наган и обоим по ножу и примерно часа в 2 ночи нас выбросили на парашютах километров на 40 от фронта, а вторая пара – Стальгоров и Чинш – была выброшена километров на 20 от фронта, т.е. вперед нас».

– Следовательно вы были сброшены с прямым заданием диверсии – подорвать железную дорогу? – уточнил следователь.

– Совершенно верно.

ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ.

Подготовил Сергей МИТРОФАНОВ

Фото Сергея КИРЕЕВА