Они должны были взрывать «железку» у Шмелевки

Мы, опираясь на материалы пресс-службы Управления ФСБ России по Тульской области, продолжаем рассказ о выпускниках Орловской школы диверсантов, летом 1942-го заброшенных по воздуху в наш регион, – в частности, в Арсеньевский район. Среди них был Дмитрий Жилин. 7 июля 1942-го он доказывал старшему следователю контрразведывательного отдела Управления НКВД по Тульской области: «Задание немецкого командования мы и не собирались выполнять».

На бомбардировщике – в советский тыл

Еще находясь в Орле, Жилин и другой курсант школы Степанов объяснились друг с другом пока что намеками, что они намерены делать в обозримом будущем, – «прямого разговора не было, т.к. нельзя об этом было говорить». А когда они оказались в самолете, вылетавшем из Орла в сторону Тульской области, то уже четче дали понять: ничего они в пользу гитлеровцев делать на советской территории не будут. Немцы учили: как только окажетесь на земле, немедленно прячьте парашюты – закапывайте или, если поблизости есть вода, топите. А Жилин и Степанов, приземлившись, покурили, собрали парашюты в кучу и пошли в деревню, чтобы найти председателя и сообщить о себе в НКВД. «По дороге встретили старика, он нас довел до председателя колхоза, а уже предколхоза довел до председателя сельсовета. Мы ему заявили, чтобы он немедленно дозвонился до НКВД и сообщил о нас, – рассказал Дмитрий Ефимович. – Через полчаса прибыла машина из НКВД, мы погрузили свое имущество и выехали в район».

– Через сколько времени вам было дано указание явиться обратно к немцам после выполнения их задания? – спросил старший следователь.

– Прямых сроков они не назначали, но сказали, что чем скорее мы выполним, тем лучше.

– Как же вы могли вернуться обратно в Орел через линию фронта?

– Для этого нам дали пропуска и пароль, но только на словах. Мы его изучили. Этот пропуск и пароль для немецких часовых и для штаба. Пропуск гласил: «Алло, алло, нико шуген ибер летфар». Пароль: «Пауль цвай». По этому пропуску нас должны беспрепятственно пропустить.

– В каком районе вы должны были произвести подрывы железной дороги?

– Пункты подрыва дороги записывал Степанов, я не помню, у него для этого была карта.

Далее у Жилина спросили: чем занимались в Орле пленные красноармейцы, когда он прибыл в этот город? А военнопленных там было много. Из разговоров с ними Жилин выяснил: оказались они в Орле в разное время и прибыли из разных мест, ничем пока не занимались. А когда Жилин спросил у них, зачем они приехали, «одни говорили, что прямо с фронта, как попали в плен, их привезли в Орел, другие – из лагерей, но в общем с ними уже говорил русский майор и сказал, что здесь будет формироваться русская часть». А занятия в Орле начались через два-три дня после приезда Жилина. Десятка, в которую он входил, очень мало изучала парашютное и подрывное дело. «По-видимому, немцы почему-то торопились с переброской нас в тыл Красной Армии, т.к. всего мы учились два дня, а остальные военнопленные были разбиты на две группы, человек по 27 или 28. Руководили ими Попов и Хамидулин. Попов был назначен командиром роты. Кто он по званию – не знаю. Хамидулин – лейтенант. Эти группы занимались боевой подготовкой – изучением пулемета, винтовки и гранаты, т.к. немецким командованием они намечались к переброске в тыл через линию фронта в порядке разведки боем в расположение одной из гвардейских частей Красной Армии фронта, но где именно и какой, я не знаю, – откровенничал Жилин. – К нашему отъезду группы еще не были скомплектованы, ожидали прибытия нацменов, а уже после этого они будут переброшены в тыл Красной Армии. Что касается нашей десятки, то четыре человека (Курский и с ним три человека) с первым рейсом самолета в ночь на 7 июля должны быть выброшены от линии фронта два на 60 километров, а два на 80 километров. Снабжены они также взрывчаткой по 4 кг каждый, запалами и гранатами, но где их должны бросить, на каком участке, я не знаю. Вторым рейсом полетела наша четверка (я, Степанов, Стальгоров и Чинш); снабжены тем же: по 4 кг взрывчатки и к ним запалы. У Стальгорова и Чинша имелось по одной гранате и по нагану. Нас должны были выбросить: первую двойку в 20 км от линии фронта, а вторую в 40. Первая двойка – я и Степанов – выбросились с самолета по указанию летчика первыми, а Стальгоров и Чинш остались в самолете. В Орле еще из нашей десятки остались двое – Дроченко и Аркадий. Куда они должны быть сброшены, мне неизвестно».

Жилин добавил: в тыл Красной Армии их, диверсантов, доставлял военный борт, двухмоторный бомбардировщик, внутри находились 4 диверсантов и 5 членов экипажа. 5 июля немецкое командование выдало диверсантам документы, деньги, продукты, обмундирование (это, не считая боеприпасов и вооружения).

200 г хлеба, литр баланды и огромная смертность

Потом Жилина следователь попросил рассказать подробнее о том, как он должен был подрывать «железку». Немцы дали задание: у деревни Шмелевка Арсеньевского района необходимо взорвать линию железной дороги в двух местах. И только в том случае взрывать, когда диверсанты увидят, что подходит поезд – с таким расчетом, чтобы нанести Красной Армии как можно больший вред. После выполнения задания диверсанты должны были идти к линии фронта, слиться с массой бойцов на передовой, по возможности поговорить с ними и сказать, что в плену хорошо, а воевать вам нет больше смысла, постараться привести с собой перебежчиков. «На любом участке фронта по тому пропуску, о котором я сказал ранее, нас немедленно примут немецкие часовые и никто стрелять по нам не будет».

Расспросили Жилина и о лагерях советских военнопленных в Смоленске. С его слов, там было три лагеря, потом осталось два. Один расположен в помещениях бывшей МТС, машинно-тракторной станции (там находилось более 100 бойцов), второй – в помещениях бывшего военного склада (там якобы находилось примерно 20 тысяч). Но первый лагерь ждал пополнения; он использовался для сортировки военнопленных, там их вербовали для шпионской, диверсионной, террористической деятельности в тылу РККА; Жилин слышал, что этот лагерь тоже был большой, но к весне 1942-го он был почти расформирован. «Туда прибыл из Германии один русский, зовут Сергей Иванович, он более 20 лет прожил в Германии, по-видимому, белогвардеец, пожилых лет, ему около 62 лет и как только он прибыл, то из этого лагеря стали исключительно подбирать и направлять русских военнопленных для шпионской и диверсионной работы. Фактически остался сборочный или лучше назвать вербовочный пункт для борьбы с советской властью. Лично я был в большом лагере, а как только изъявил согласие идти работать в Германию, так меня тут же перевели в маленький лагерь, где я пробыл один день. Условия содержания там другие: лучше кормят и лучше помещение. В большом лагере режим жесткий, снаружи несут охрану немцы, а внутри полиция из предателей-украинцев. За каждым следят и жестоко расправляются. Кормят – 200 г хлеба и литр баланды или из ржаной муки, или из трав. Смертность огромная. Прошлой осенью (1941 года. – Прим. ред.) умирало ежедневно до 500 человек в день. Большая смертность была и зимой, да и сейчас смертность в день доходит до 200 человек. Медицинского обслуживания для военнопленных в лагере никакого нет. Были случаи, а они очень часты, когда больных военнопленных еще живых вытаскивали как трупы и закапывали. Лагерь огорожен колючей проволокой и из него никого не выпускают. Расположен на окраине города», – подробно рассказал Дмитрий Жилин.

– Откуда вам стало известно о приезде в Смоленск в маленький лагерь из Германии Сергея Ивановича по вербовке военнопленных в русскую армию?

– От Хамидулина.

– Откуда вы знаете Хамидулина?

– По фронту. Он лейтенант, служил в другой части, но расположенной на одном участке, был знаком с командиром транспортной роты Колотвиным, а через Колотвина я познакомился и с Хамидулиным. В одно время мы и попали в плен и все время находились в одних лагерях. Хамидулин, будучи в смоленских лагерях, записался раньше меня в русскую армию и когда я перешел в маленький лагерь, то он уже был там и мне рассказал о Сергее Ивановиче. Совместно со мной выехал в Орел. Настроение Хамидулина – как бы скорее попасть обратно в тыл Красной Армии, т.е. вернуться в Советский Союз. Он очень был огорчен, когда нас с ним назначили в разные команды. Он тоже хотел поступить в парашютный десяток, но ему отказали и назначили в строевую группу. Перед отъездом у нас с ним был разговор. Хамидулин высказал мысль, как бы скорее вернуться в Советский Союз, и даже спросил меня: «А что – могут меня расстрелять, если я сдамся добровольно?». Я ему посоветовал ничего не выполнять и сказал, что вряд ли расстреляют. Тогда он заявил: «Я всю группу приведу». На этом разговор у нас закончился.

Про остальных диверсантов Жилин сказал, что знает их плохо. Стальгоров – родом из-под Смоленска, семья и родственники – на оккупированной территории. Стальгорова германское командование отпускало из лагеря на три дня домой. Находился он в маленьком лагере в Смоленске, в Орел прибыл вместе с Жилиным и другими будущими диверсантами.

ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ.

Подготовил Сергей МИТРОФАНОВ

Сергей КИРЕЕВ