Культура

21:01, 17 июля 2012

Меж нотных линий

Солист Тульской областной филармонии, заслуженный артист России Геннадий Шеверев - не только обладатель одного из лучших в России басов, что подтверждается победами на всевозможных конкурсах. Геннадий Михайлович - замечательный рассказчик, а с некоторых пор он пишет мемуары.
«В моей книге воспоминаний несколько частей, - говорит артист. - Одна содержит рассказы о детстве, вторая - о творчестве, поездках, а третья - это мысли по разным поводам, некие зарисовки, порой даже из нескольких строк. Когда я пришел в филармонию, здесь работало много колоритных личностей, и какие-то моменты из их жизни, здешнего быта захотелось описать...»
В чьих руках
вожжи?..

В 80-е годы главным администратором у нас была Рэма Петровна: дама статная, властная, с громким, я бы сказал, командным голосом: иначе нельзя, люди творческие, особенно «звезды», - народ капризный, и если с ними миндальничать, мигом на шею сядут. Приехал как-то в Тулу на гастроли на несколько дней ансамбль «Песняры», поселили их в гостинице «Москва», куда и был к вечеру отправлен за звонкоголосыми белорусами автобус-«коробочка» - других тогда в нашем гараже не водилось. Вдруг водитель возвращается «налегке» - и бегом к Рэме в кабинет: не иначе что-то случилось. И точно: она - в директорские апартаменты, оттуда, изрядно нашумев и прихватив шофера, помчалась на выход. Было из-за чего нервничать: время близилось к началу концерта, который, похоже, срывался. Вернулась наша Рэма победительницей, подбоченясь, наблюдала, как усатые кумиры того времени гуськом и молча проскользнули наверх в гримерные, а потом поделилась:
- Представляете, жена Мулявина, которая с ним прикатила, отказалась в «коробочку» садиться, не по статусу, видишь ли. И остальные, глядя на нее, заартачились. Так я попросила у директора его служебную машину и на двух экипажах покатила к гостинице. Прихожу - эти усатые все рядком в вестибюле сидят, я и говорю главному: «Бери свою бабу и бегом в «Жигули». Но учти: даже если бы я за вами на телеге с кобылой приехала, и то вы должны были сесть в нее, поскольку это транспорт, выделенный нашим советским Министерством культуры. Так что остальные пусть в «коробочку» чешут и радуются, что их с таким комфортом доставят!..
А ведь права была наша Рэмушка: мы-то в этих насквозь продуваемых «коробушках» и в холод, и в зной по области колесили с концертами. А где только петь не приходилось: и на шахте, и в заводском цеху, и на току, когда пыль горло забивает, но работали безотказно и получали достойно, могли себе позволить и на курорт съездить, и жить, не отказывая себе ни в чем. Впрочем, и сейчас, если выкладываешься «по полной программе», то на отдых за границей можешь рассчитывать...
В мягких тапочках
Я приехал в Тулу после окончания Харьковской консерватории, и конечно, после того красивого, ухоженного города она мне не приглянулась - серо, грязненько. А вот здание филармонии произвело впечатление. Как и вахтер, встретивший меня суровым взором и вопросами: «Кто? Куда? К кому? Зачем?..», тоже впечатлил. Потом, правда, выяснилось, что это был пожарник, временно кого-то подменяющий, со звучной фамилией Страхов. И правда, страху он на меня нагнал: ну, думаю, а что же будет у директора?! Но в приемной меня встретила милейшая секретарша Евгения Александровна с седой пышной прической и, уточнив фамилию, как-то не торопясь, будто шла в мягких тапочках, открыла дверь в кабинет и произнесла нараспев: «Иосиф Александрыч, к вам Шевелев пришел...» Захожу и вижу человека в больших очках в черной оправе, который резко так, отрывисто стал спрашивать: «Из какой консерватории? Бас? А разговариваешь баритоном? Репертуар какой?..» Но при этом смотрел как-то очень по-доброму, и мне дали концертмейстера, и все словно само собой решилось с худсоветом, с прослушиванием: волнение отступило, словно я и сам вошел сюда в мягких тапочках.
А потом директором стал Генрих Самойлович Гиндес, который словно вывел местных солистов из небытия: наши фамилии стали числиться не только в бухгалтерской ведомости, но и в афишах, поскольку появился проект «Тульские имена», который я открыл со своим «сольником». Кстати, педантичный Яков Нускольтер утверждает, что я в тот вечер исполнил тридцать один номер, включая песни «на бис»...
Баш на баш
Наступили девяностые годы, и мы стали ездить на гастроли не только по постсоветскому пространству: у Тулы в США и Германии появились города-побратимы. Так что сначала мы с коллегами отправились в Филлинген-Швеннинген, где мне очень понравилось: все вокруг напоминало декорации к сказкам Андерсена. Дело было поздней осенью, и я в свободное время прогуливался по улочкам, смеркалось, желтели деревья, и мел легкий снежок, прохожие, не торопясь, шли в собор. И я зашел, но не стал, как местные, омывать руки и так далее, а сел тихонько у выхода и стал слушать службу - как звучат голоса, орган. До сих пор вспоминается тот вечер - и какая-то легкая грусть в душе...
А вот Штаты - то ли интернат, то ли громадная коммуна, где все равны и бесполы, - не произвели впечатления: шумно, суетливо, много машин, высокая культура сервиса и кормежка «на убой». Одна из солисток оркестра «Ясная Поляна», с которым я выступал, говорила, что нам на обед дают не бифштекс, а «кусок коровы». На наши концерты приходили русские эмигранты и люди разных национальностей, особенно всем нравился романс «Гори, гори, моя звезда...»
А потом русских гастролеров повели по гостям, и мы с женой Татьяной оказались (разумеется, с переводчиком) в семье, где жена - балерина, а муж - фотограф: творческие пришли к творческим. Удивила их квартира-студия, где совсем не было перегородок, как и у нас сегодня стало модно: даже в «хрущевках» норовят все разгородить. А тогда вспомнился анекдот, где американский фермер расхваливает свой особняк, в котором есть ванная, бильярдная, гостевая, гостиная, столовая и так далее, а наш, помолчав, отвечает, чтобы не ударить лицом в грязь: «У меня такая же байда, только перегородок меньше...» Вот мы с Таней и переглянулись: мол, изба она и есть изба.
Наш хозяин оказался ирландцем, а эта нация, как бы поточнее... весьма любит спиртное. Он предложил пить наперегонки, обе жены, поморщившись, смирились с неизбежным, соревнование началось, и я выиграл. После чего мы стали обниматься, брататься, и фотограф предложил поменяться часами, а балерина аж оцепенела вся. Но ее муж снял с руки золотистый «Роллекс» и протянул мне, а я ему - свои, вполне пристойные, водостойкие, марки «Восток», кажется. Потом, уже в гостинице, меня просветили земляки, что его «ходики» очень дорогие и тянут как минимум на несколько тысяч долларов. В аэропорту мы с Таней решили их оценить, зашли в часовой магазин, и выяснилось, что это - корейская подделка, которой цена... долларов пятьдесят.
Подготовила
Марина ПАНФИЛОВА

0 комментариев
, чтобы оставить комментарий