Культура

21:25, 20 августа 2012

Неудавшийся «букет»

Когда армия Наполеона вышла на ближние подступы к Смоленску, императору исполнилось 43 года. Войска поздравили его церемониальным маршем и прямо с парада направились к городу. Офицеры меж собой говорили, что корпусные начальники условились: когда будут пить за здоровье Наполеона, после трех залпов многочисленных батарей броситься на Смоленск, «сорвать» его и поднести, как букет, Наполеону. Однако император запретил это делать – он намеревался выманить русских в поле для генерального сражения в невыгодных для них условиях и был убежден, что взять город будет легко.

Утром 16 августа 22-тысячный авангард маршала Нея приблизился к Смоленску и наткнулся на 15-тысячный корпус Раевского, встретивший неприятеля «с удивительным хладнокровием». Два раза французы «переходили рвы и достигали откосов контр­эскарпа цитадели, и оба раза они были отброшены», – вспоминал наполеоновский генерал Жомини. Под рукой у Наполеона были крупные силы, но он придерживал войска: надеялся, что русские все-таки выйдут на решающую битву. Однако те оставались под стенами города, ограничиваясь обороной. Корпус Раевского продержался до вечера, а ночью его сменил корпус Дохтурова.
Дмитрий Сергеевич Дохтуров (1759, по др. данным – 1756, село Крутое Каширского уезда Тульской губернии – 1816) – боевой генерал, четырежды раненный в войнах со Швецией и наполеоновской Францией, герой сражений при Кремсе и Аустерлице, Прейсиш-Эйлау и Фридланде, награжденный за личную храбрость и спасение частей русской армии орденом Александра Невского и шпагой с бриллиантами, – был широко известен в военных кругах. Солдаты уважали его за доброе отношение к ним и величали «дохтуром», офицерство ценило за бесстрашие, хладнокровие и находчивость в бою. Неприметный внешне, невысокий ростом, Дохтуров был незаменим в трудные минуты сражений. Недаром Дмитрия Сергеевича прозвали «железным генералом».
Дохтуров знал о разногласиях в верховном командовании русской армии, о том, что Багратион настаивал на генеральном сражении под Смоленском, а Барклай де Толли упорно держался тактики отхода, возмущавшей офицеров и солдат. Дохтуров, конечно, стоял за сражение. А вот чего не знал Дмитрий Сергеевич, так это того, что, когда Александр I собрал в Петербурге комитет для решения вопроса о главнокомандующем, первой была выдвинута кандидатура Дохтурова. Пройди такое решение – и война 1812 года получила бы другой сценарий. Но комитет в итоге сошелся на необходимости назначения Кутузова. Александру, по его словам, «оставалось только уступить единодушному желанию».
Одним из аргументов против назначения Дохтурова главнокомандующим было его слабое здоровье. Вот и перед Смоленском старые раны уложили его в постель. Однако на запрос Барклая, сможет ли он возглавить оборону города, Дмитрий Семенович ответил: «Лучше умереть в поле, нежели на кровати».
Обер-квартирмейстер дохтуровского корпуса Иван Липранди вспоминал, что 17 августа части были на позициях за час до рассвета. Едва развиднелось, как «началась перестрелка». В расположении Уфимского полка «беспрерывно слышны были крики «ура!», и в то же мгновение огонь усиливался». Липранди отправили туда с приказанием «не подаваться вперед из предназначенной черты», на которое полковой командир ответил, что «не в силах удержать порыва людей, которые… без всякой команды бросаются в штыки».
До трех часов с французской стороны пушечных выстрелов по городу не было, и потому в нем было все спокойно: «трактиры и кондитерские были открыты, ресторация Чапа была полна; мороженую разносили по улицам». Все переменилось вдруг и сразу.
«Взвилась у неприятеля ракета – мы увидели горизонт чернеющимся от неприятельских войск. Через несколько минут – вторая ракета, – рассказывал Липранди. – За ней – третья, а с нею вместе около 200 ядер и гранат полетели из батарейных орудий в город. Дохтуров тотчас спросил лошадь. Мы выехали за ворота. Неприятель усиливал действие своей артиллерии. Густые цепи его стрелков начали напирать на наших; город загорелся во многих местах». Жар от огня был настолько силен, что испекал плоды прямо на деревьях, а город превратился в огромный костер из церквей и домов. «Треск от огня, разрушающиеся стены, падающие трубы от ударов ядер – все на каждом шагу угрожало гибелью, – писал Липранди. – Улицы были наполнены тянувшимися ранеными, их провожатыми; многие лежали убитыми на улицах».
Вражеские ядра проломили Молоховские ворота кремля, к ним бросились французы. Упал с лошади командир драгунов – «это произвело беспорядок», драгуны обратились в бегство. «Ворота с внутренним проломом вправо довольно длинны и темны. Чрез них тянулись раненые из дела; драгуны проскакивали, сшибая с ног все, что было на пути их… Та часть пехоты, которая видела быстрое и беспорядочное удаление драгун, думала, что приказано отступать, и, теснимая многочисленным неприятелем, начала было подаваться к воротам. В это-то время Дохтуров слез с лошади, вынул шпагу и остановился пред наружным отверстием ворот – пехота остановилась и обратилась на неприятеля», – свидетельствует Липранди. Сам он в тот момент прискакал от Барклая передать его слова: «Скажите Дмитрию Сергеевичу, что от его мужества зависит сохранение всей армии и более».
Дотемна длился жестокий артобстрел, продолжались атаки французов, но полки Дохтурова стойко держались против всей наполеоновской армии. «Ядра неприятельские визжали около нас беспрерывно, мы тоже действовали, – вспоминал подпоручик Николай Митаревский. – Пули ружейные свистели кругом; так как мы стояли на берегу реки, под большими вербами, то сбиваемые с них ветки и листья сыпались на нас. Свист пуль, в сравнении с визгом ядер и клокотанием гранат, показался мне тогда ничтожным».
Ночью Дохтуров получил приказ оставить Смоленск. Он «пылал и освещал окрестности», – отмечал Митаревский. Кстати, огнем было уничтожено около 90 процентов домов.
Ожесточение солдат было так велико, что их силой приходилось уводить в тыл, так как они не хотели исполнять приказ об отступлении. Последние отступающие взорвали пороховые склады и мост через Днепр.
В Смоленском сражении русская армия потеряла 10 тысяч человек, Наполеон – вдвое больше. Но взятие города мало что дало захватчикам. Это была «победа почти бесплодная», – признавался наполеоновский генерал граф Сегюр. Французам не удалось ни отдохнуть в сожженном городе, ни запастись провиантом и порохом. «Вся армия считала Смоленск концом своего утомительного похода, – писал Жомини. – Войска… начали беспокоиться, вспоминая огромное расстояние, отделяющее их от Франции; было решено остановиться в Смоленске, но теперь это стало невозможным. Немудрено, что войска упали духом!»
Решительные и смелые действия корпуса Дохтурова помешали французам «поднести букет» императору. Больше того – именно со Смоленска начал падать боевой дух армии вторжения.
 Валерий РУДЕНКО

0 комментариев
, чтобы оставить комментарий

Ранее на тему

На эту же тему