Со снежинки начинается гармония. О новом сборнике поэта Екатерины Картавцевой

«Симметрия зимы» — так называется пятый сборник, который входит в авторскую поэтическую серию известного тульского поэта, многолетнего журналиста «Тульских известий» Екатерины Картавцевой (Гарбузовой).

Зима — особенное время для любого русского человека и для любого русского поэта. Она то искристо-радостная, то мрачно-зловещая — у каждого своя, но также у каждого она как купель с крещенской водой, из которой человек выходит обновленным. Это время белого снега, время чистого листа.

Для Екатерины Картавцевой зима — тоже особенное время, и снег — особенный образ, на который нанизаны картинки деревенского детства, который позволяет в мгновение менять поэтическую оптику: ведь, в конце концов, огромный белый простор, который всюду — стоит только отъехать за город — состоит из множества абсолютно не похожих друг на друга снежинок, каждая из которых — средоточие гармонии. А еще снег — это приглашение к разговору, к размышлению, к поэзии.

Каждый сборник Екатерины Картавцевой — это особенный разговор, особенное размышление. Это не просто подборка стихов последнего времени, а концептуальная книга, как обычно, состоящая из нескольких разделов. Первый из них называется «Обратный отсчёт». В нем в большей степени, чем в других, чувствуется дыхание современности, лексика и образы сегодняшнего мира, который оказался совершенно непоэтическим, превратился в постмодернистскую игру, в квест, из которого невозможно найти выход, потому что никто не слышит поэтического слова, которое единственное способно вывести на свежий (зимний?) воздух. А пока этого нет — торнадо в ящике Пандоры продолжает бушевать.

«Слуховое окно» — раздел лирический, но в это слуховое окно тоже виден снег. То первый, едва опустившийся на землю, то последний сугроб, то снег вдохновения — у зимы, у любви, у жизни один температурный график.

Но не снегом единым. Большой интерес в «Симметрии зимы» вызывает раздел «Свидание с августом». Он во многом экспериментальный — по крайней мере, ни у кого даже из новомодных авторов не приходилось встречать жанр релиз-поэмы — а именно к нему относится вещь под названием «Полеты над излукой». Эта поэма, в которой перемежаются стихи и лирическая проза, — о нас, людях сегодняшнего дня, которые будто бы существуют автономно, не чувствуя себя частью Вселенной, не замечая природы вокруг, не обращая внимания на звезды. Но звезды далеко, а окрестности Красивой Мечи — совсем рядом. И там чудес не меньше. Главное — позволить себе их видеть. Как в детстве.

«сНежные письма детства» — такой подзаголовок у раздела «Веточкой по насту». Эти стихи написаны недавно, но образный фундамент для них появился еще в детстве. В эти годы для нас морозный рисунок на стекле — чудо, книжная этажерка — Вселенная, а бабушка — почти волшебница.

Финал книги — прозаический, но необходимый для того, чтобы лучше понять стихи Екатерины Картавцевой, да и ее саму. Это страницы биографии ее семьи, ее родного Приупья, прошлого и настоящего времени. Есть люди, которые любят читать с конца газеты — и если начать читать книгу с раздела «На посошок», ее начальная часть нисколько не потускнеет, а наоборот — обретет новые черты.

Пять книг, тысяча страниц — это много или мало? С одной стороны, много, потому что настоящая поэзия — это концентрат чувства, она требует душевной работы. С другой стороны, мало — потому что она всегда нужна. Как вода, как воздух и как зима, без которой и Россия будет неполной.

 ***

Не бывало таких холодов!
Воздух вымерз и сыплет искристо.
Звук моих торопливых шагов —
Вперемежку — от скрипа до свиста.

В целом городе нет никого.
Только месяц пристыл к вышине.
Я иду к тебе для того,
Чтоб не мёрз ты, идя ко мне.

Из потёмок глядят фонари,
На пустые скамейки взирая.
Ветер треплет лоскутик зари.
Зреют звёзды от края до края.

Между нами узор на стекле,
Припорошенный снегом летящим.
Хорошо, что ты там, в тепле,
В жаркой комнате с печкой гудящей.

И, невидимая, всё топчусь,
Твёрдым пальцем с белой отметкой
Всё скребу по стеклу, всё стучусь…
Ты же думаешь: ветер, ветка…

На лыжне

Мы так изголодались по зиме
За годы потепления, бесснежья,
Что слякоть — есть синоним безнадежья
С решетчатым оконцем в полутьме.

Лишить нас снега — что пустить в расход…
Лиши японца созерцанья сакуры,
Посланца неба светоносной ауры, —
Они утратят свой культурный код.

…Сегодня — ослепителен простор!
Где след лыжни змеится глянцевитый,
Серебряными ризами увитый,
Стоит на взгорке неподвижный бор.

Лишь изредка сорока всполохнёт
По белому зелёным перламутром,
Да снегири-шары прозрачным утром
Украсят ёлку — скоро Новый год.

От хмари душу-узницу отмыть
Приди скорее на тропу оленью!
Да! Снег для русских равен воскресенью —
Не только дню недели, стало быть…

Снег

Крупный-крупный, он падал и падал
На деревья, на крыши, на клумбы.
На ограду больничного сада.
И — на плечи, на пальцы, на губы…

В этом белом снеготеченьи
От меня уходил человек.
Вот он виден. Но через мгновенье
Растворился, истаял, померк…

По нелепым каким-то законам
Дольше, чем он, вдалеке
Жёлтым светились лимоны
В целлофановом узелке.

Повернулась и побежала.
Досматривать было лень.
А 
   человека
                  не стало
Уже на другой день.

Господи! Кто ж этот камень
На сердце мне положил:
Вдруг, проводи я глазами,
Он бы подольше пожил.

Всех, кого помню и знаю,
В неистовом этом снегу
Провожаю теперь, провожаю,
Оторваться никак не могу.