Светлана Клишевская: Не могу не рисовать

Наталья ПАНЧЕНКО
Фото: Елена КУЗНЕЦОВА

В Доме-музее В. В. Вересаева открылась выставка «Город моей души». Автор представленных работ — художник, участник Международного акварельного сообщества IWS Globe Society и Ассоциации художников «Акварелист Сибири» Светлана Клишевская. Это не первая персональная выставка Светланы. В 2021 году её работы можно было видеть на вернисажах «Тула акварельная» и «Акварельный мир Светланы Клишевской» в Тульской областной научной библиотеке. В том же году Светлана Клишевская заняла 1-е место в конкурсе рисунков, посвящённом 875-летию Тулы. А сегодня её работы экспонируются в Италии, Индии, Иране, Таиланде, США.

Окончив художественную школу в детстве, Светлана вернулась к рисованию лишь пять лет назад, «взявшись», как она говорит, за акварель. Сегодня Светлана Клишевская — в гостях у «Тульских известий».

— Светлана Витальевна, у вас очень много работ, посвящённых Туле. Чем вам дорог наш город?

 — Прежде всего тем, что это моя родина. Я здесь родилась, живу и работаю. Мне нравятся люди, которые меня окружают. Согласитесь, любой населённый пункт, город или деревню, делают именно люди. Но рисую я городской пейзаж, и появление человека на моих полотнах — большая редкость.

— Как вы выбираете места, которые запечатлеваете потом в своих работах: улицы, дворы, дома?

 — Гуляю по городу и отмечаю то, что мне нравится, то, что «притянуло». Фотографирую — а фотографирую очень много — и потом рисую. Бывает, грубо говоря, один рисунок делаю из трёх снимков. «Адреса» своих работ не называю намеренно, даже когда спрашивают, потому что очень часто посетители выставок говорят, что видят именно свой двор, свой дом, «узнают» свою улицу. Улица одна, а своей её считают, например, жители не только Тулы, но и Ефремова, Богородицка, Кимовска. Это всё наши «традиционные» старые, так похожие друг на друга дома и дворы. Но меня радует и другое: «своим» пейзаж для человека делает душа художника.

 — А с натуры рисуете?

 — С пленэрами не дружу: осенью-зимой это тяжело, потому что холодно — а для меня просто экстремально; а летом мне «мешает» работать уличная жара. Но пленэры нужны, и я пробовала всё-таки писать на открытом воздухе. Только вот дело в том, что эти работы мне никогда не нравились. А доделывать их или переделывать для меня означает окончательно испортить, я себя знаю.

 — Вы выставляете свои полотна не только в Туле. Вас знают в Москве, в Петербурге, Новосибирске, Калининграде. Вас знают поклонники акварельной живописи в Индии, Таиланде, Иране, Италии. Вы бывали на фестивалях живописи в этих странах?

 — К сожалению, нет. Такие выставки обычно сборные, для участия в них отбирают одну, максимум — две работы. Отбор проходит у нас, в России, и за рубежом. Отобрали — отправили. Мои полотна «путешествуют» без меня. Я не была даже на Международных биеннале «АРТ — МОСТ — АКВАРЕЛЬ» в Петербурге, которые проводит Санкт-Петербургское общество акварелистов, хотя мои работы в 2021 и 2023 году экспонировались в Юсуповском дворце, их можно было увидеть вместе с полотнами других акварелистов, отобранными для выставки.

 — Ваши акварели и сейчас участвуют в зарубежных экспозициях, представляя Россию.

 — Три недели назад с вернисажа, открывшегося в прошлом году в Таиланде, вернулся мой «Тульский кремль». Летом в фестивале в итальянском Фабриано — самом престижном ежегодном международном фестивале акварельной живописи — участвовала моя работа «Видели ночь». В октябре она из Фабриано вместе с работами других акварелистов отправилась на выставку в США, в Техас. Домой вернётся, думаю, в следующем году. Уже с каталогом и сертификатом.

 — Вы сказали, фестиваль в Фабриано — самый престижный для художников, работающих с акварелью. Поясните, пожалуйста.

 — Фабриано — это город, который расположен в центре Италии и известен всему миру бумагоделательным производством, начатым здесь ещё в 13-м веке. Бумага марки «фабриано» — очень высокого качества. Она стала, как принято говорить, визитной карточкой этого города. На ней рисовали Микеланджело, Рафаэль, Гойя. Так что город древний и с богатой культурной историей. Организатором фестивалей в Фабриано, которые проходят с 2009 года, выступает ассоциация In Arte. Акварелисты всего мира мечтают представить здесь свои работы. Получить возможность показать на этом фестивале свою картину — это как выиграть Олимпийские игры.

 — Как вам удалось стать участницей этих «игр»?

 — Есть большая онлайн-платформа, куда акварелисты любой страны могут загрузить для просмотра свои работы. И одну — отдельно — предложить именно для участия в конкурсе. В ноябре такая загрузка начинается, а в марте следующего года объявляют, чьи полотна отобраны для экспонирования. В прошлом году, когда я решила «показаться» в Фабриано, от художников-акварелистов нашей страны было подано более 100 заявок. Но отобрали лишь 12 работ, в том числе мою. Куратор фестиваля из Санкт-Петербурга позвонила и объявила мне эту радостную новость.

 — Вы ведь бывали в Италии?

 — Бывала и иногда рисую её. У меня столько фотографий, сделанных в этой стране. Знаете, если бы я поехала в Италию сейчас, первым делом отправилась бы во Флоренцию, в Венецию. Там такие тоже интересные улицы, дворы, дома. Там тоже столько возможностей для передачи городской красоты акварелью. В этом году я написала «Ночную Венецию» — её можно увидеть сейчас на выставке в Музее Вересаева — и подписала её строками из «Венецианских строф» Иосифа Бродского.

 — Стихами известных поэтов сопровождаются все ваши работы?

 — Не все, но большинство. Так я делаю уже примерно год. И этому есть очень прозаическое объяснение. У меня иссякла фантазия давать своим картинам названия: «Мой двор», «Старый двор», «Вечерний двор». Нет, работы не однотипные — они все разные. А как подчеркнуть эту «разность»? И вот как-то я читала на одном из сайтов стихи, а у самой не выходила из головы мысль о том, как решить вопрос с названиями полотен. И вдруг — читаю, и словно щёлкнуло: стихотворение прямо для моей работы написано. А это был Борис Пастернак. А потом Иосиф Бродский. И слова из песен группы «Кино» Виктора Цоя, которого в молодости не любила, тоже «присоединила» к своим картинам, открыв для себя мудрость этих слов. Точно так же «отыскала» Фёдора Сологуба, Марину Цветаеву, Николая Заболоцкого, Давида Самойлова… И, знаете, полотна заиграли. Мне кажется, они и смотреться стали по-другому. Я себя даже немножко похвалила.

 — Наверное, и в творчество самих поэтов начали глубже погружаться.

 — Да, потом я открывала их для себя во всей полноте и красоте. Да и из школы многое помнилось.

 — Работы, которые вы отправляете на выставки, чем-то отличаются от тех, которые представлены сейчас в Доме-музее Вересаева?

 — Только форматом. На большие выставки уезжают полотна чуть большего размера. Год назад в Музее Вересаева у меня была трёхдневная выставка к Дню города, где я представила как раз такие работы. Но в маленьком выставочном зале они смотрелись не очень красиво, поэтому в сегодняшней экспозиции — полотна меньшего формата. Мы с руководством Музея решили сделать так ещё и потому, что хотели показать как можно больше моих картин.

 — На ваших полотнах преобладают рыже-красный, синий и их оттенки. Это ваши любимые цвета?

 — После пандемии многое как-то поменялось: выходишь в город, смотришь — и всё кажется серым и мрачным. А ведь это неправда. Синий, кобальт, ультрамарин — моя основная цветовая линейка.

 — Цвета ночи, зимы, осени. У вас много таких полотен, и они так и называются — «Февраль», «Осень», «Октябрь». Это связано с тем, что в городе «сложнее» увидеть яркость лета?

 — Лето — это много зелени. А я зелень не люблю. Потому что мне тяжело её рисовать. Акварель в идеале — не брать зелёную краску, а — смешивать синюю и жёлтую, которые дают зелёный цвет. Сколько синего, сколько жёлтого — этим можно играть. Так сказать, получить «сто оттенков» зелёного. У Василия Поленова в одном из его осенних пейзажей эксперты обнаружили, если не ошибаюсь, около 50 оттенков красного. То же самое с зелёным. У меня не получается лето. Знаете, до смешного дошло: в летнюю жару я рисую зиму.

 — В ваших картинах очень необычный свет — очень живой. Как вы его отыскали? Как смогли сделать такой свет — «водой»?

 — Всё достигается методом проб и ошибок. Поэтому первое: нужно не бояться пробовать и ошибаться, не бояться контраста в рисунке. На выставки я отправляю много «ночных» работ: мне нравятся мои «вечерние» полотна. Я не боюсь затемнять всё вокруг, оставляя светлые пятна. Играю на контрасте: тьма — свет. Ночь — и свет фонаря, луны, окон. И всё отсвечивает, причём по-разному: дерево, столб, машина около столба. И второе — нужно рисовать много.

 — Свет — это, наверное, и ещё один из смыслов картины. В любой тьме, в любой зиме и в любом холоде, в любом одиночестве и страхе — можно увидеть тот самый луч, который поможет их преодолеть, выйти из них. Нет?

 — Потому-то и живём, что всегда и во всём ищем выход. Но — у каждого своё понимание произведения искусства. Каждый по-своему смотрит на то, что видит. Каждый находит смыслы, близкие ему.

 — Почему вы выбрали письмо акварелью?

 — Потому что работаю быстро. Акварель — дама очень капризная, очень привередливая, быстрая. Сохнет моментально. Я не могу писать месяцами, в несколько слоёв, хотя есть такие художники. Китайцы, мастера акварели, рисуют именно так. У них бумага неплотная, и краску они накладывают в несколько слоёв. А я, когда рисую, ещё и смачиваю свою бумагу — хлопковую, очень плотную, причём смачиваю с обеих сторон. Сейчас, правда, перестала это делать, потому что, уже сказала, пишу быстро, сразу, и мне не нужно, чтобы полотно сохло долго.

 — Почему для вас неприемлемо письмо акварелью в несколько слоёв?

 — Если накладывать акварель несколькими слоями, будет «грязь». Нет, это тоже цвет, но для меня — «грязь», размазанность, неаккуратность. На мой взгляд, допустимо — при необходимости — наложить лишь два слоя краски, не больше. А кроме того, я, повторю, пишу быстро: «подгоняет» сама акварель. Нельзя «разрешить» ей высохнуть раньше времени. Поэтому быстрота стала моим обычным ритмом работы. Маслом, знаете, можно рисовать годами: что-то не понравилось, испортил — наложил новый слой — и всё в порядке: цвета будут так же играть.

 — Вы довольны тем, как передаёте зрителю то, что видите сами?

 — У меня, наверное, лучше получалось бы передавать то, что я вижу, если бы не одно «но». Дело в том, что мне очень не хватает профессионального художественного образования. Мне не хватает образования архитектурного. Обучения в художественной школе, конечно, мало. Я очень понимаю, что учиться надо всю жизнь, и, наверное, я могла бы заняться самообразованием — читать специальную литературу. Но живой «подсказчик», учитель, для меня не менее важен. Вы не представляете, сколько я в самостоятельном поиске цвета ли, линий — чего угодно — порвала уже готовых работ. Этого никто не знает. Но здесь ещё вот какой момент, и я его поняла. Если тебе твоя работа не нравится, ты правильно сделал, порвав её. Только ты знаешь, как ты рисуешь. Только ты знаешь, что хотел нарисовать и что у тебя получилось. Только твоё суждение верно. Нужно идти своим путём, никому не подражая, никого не повторяя.

 — И вы, вернувшись к рисованию, стали посещать курсы акварельного письма. Помогли они вам с точки зрения повышения образования? И помогли ли найти свой путь, свой стиль?

 — Мне нравится художник-акварелист Илья Ибряев. Нравятся акварели Сергея Курбатова, он к тому же ещё и великолепный учитель. Я ездила к ним на курсы, но то, как они рисуют, — всё-таки не совсем моё. Разговаривала с Курбатовым о стиле моего письма, сказала, что меня впечатляют работы Виктории Пришедько — она русскоязычный художник, уже давно живущий в Германии. Курбатов ответил: берите у всех то, что вам нравится, но ищите себя, свой почерк. Курсы мне, конечно, помогли. Мне помогли и эти отдельно взятые слова, произнесённые другим человеком — специалистом акварельной живописи. Но я к ним уже пришла сама. И уже сама поняла: найти себя, свой стиль — это самое трудное.

 — Вы начали рисовать в детстве?

 — В раннем детстве. Потом была художественная школа, в которую меня привела мама. Окончила я её в тот же год, что и 8-й класс общеобразовательной школы, и поехала поступать в художественное училище в Ленинградской области. Не получилось. Туда тогда брали в основном мальчишек. Из девочек поступили только две или три, а всего поступали 50 девчонок. Как мы потом узнали, парней было проще после училища трудоустроить. Их брали на заводы слесарями, токарями, а работали они оформителями, это было советское время.

 — Расстроились, наверное, не поступив.

 — Знаете, нет. И не жалею о том, что так получилось. Я вообще не жалею ни об одном дне своей жизни. Я просто делаю то, что должна делать. Вернулась домой и стала учиться в 9-м классе. Окончила 10-й и, так сложилось, пошла работать. Работала на «Штампе», расписывала самовары. В 1995 году поступила в Тульский государственный педагогический институт (сейчас университет) имени Л. Н. Толстого на заочное отделение.

 — Как пришло решение стать педагогом?

 — Завод — это опять же не моё. Конвейер. Работа монотонная. А мне хотелось высшего образования и живого общения. К тому же это были так называемые роковые 90-е, когда всё разваливалось. Мы не получали зарплату по полгода. Я уволилась. Окончила институт и стала работать учителем.

 — Сейчас, кроме географии, вы ещё преподаёте информатику и ИКТ.

 — Да, и мне это тоже нравится.

 — И презентации к урокам готовите.

 — Обязательно. География — это наглядный предмет. Если ребёнок умеет читать карту, можно быть уверенным, что на половину вопросов по географии он уже ответит.

 — В 2021 году вы написали следующее: я всё время задаю себе вопрос — художник ли я. Ответ нашли?

 — Нет. И, наверное, до конца своих дней буду его искать. Для меня художник — это очень ответственно. Я не профессиональный живописец. Я учитель. Но сказать, что рисование — моё хобби, тоже не могу, потому что это больше, чем хобби. И я не смешиваю эти два занятия. Хотя с полной определённостью могу сказать: я старательно учусь быть ещё и художником. Как и самой жизни учусь. Поэтому мне очень приятно, что мои полотна замечают, отмечают. И я очень рада открытию своей выставки в Доме-музее Вересаева. Мне очень хочется показать людям свои работы, и мне очень хочется, чтобы они им понравились.

 — Преподавание в школе и занятия рисованием вы разделяете. Но как вы их при этом совмещаете? И одно, и другое требует много времени и много сил.

 — Воскресенье — только для рисования. В субботу у меня, как у всех, — «пятая смена»: стирка, готовка, уборка. А вот в воскресенье — в моей семье это знают — меня трогать нельзя: рисую. Конечно, бывают форс-мажоры, не без этого. Но я должна рисовать — без этого мне плохо.

 — В качестве слов, которые вам близки, вы привели слова Огюста Родена: «Мир будет счастлив только тогда, когда у каждого человека будет душа художника. Иначе говоря, когда каждый будет находить радость в своём труде». Вы в своём труде радость находите. А счастливым человеком себя считаете?

 — Счастье — вещь уязвимая, мимолётная вещь. Быть постоянно в таком состоянии — не знаю, возможно ли. Но я была счастлива, когда мои работы отбирали для участия в международных выставках, особенно — в Фабриано. Я бываю счастлива, когда попадаю на хороший спектакль в московский театр: иногда я позволяю себе ездить на спектакли в Москву — в МХТ имени А. П. Чехова, в Вахтанговский театр. Мне, например, очень понравилась в Вахтанговском театре постановка «Павел Первый». В МХТ привёл в восторг спектакль «Враки, или Завещание барона Мюнхгаузена». Третий год подряд мне удаётся, какими-то неисповедимыми путями, присутствовать на фестивале «Толстой» в Ясной Поляне. Спектакль «Война и мир», показанный здесь Вахтанговским театром в 2022 году, меня просто потряс. И — по поводу счастья в работе. Рисовать — это теперь моя настоятельная потребность. Хотя я не рисую каждый день. Не рисую прежде всего потому, что работаю в школе и на работе устаю. Но это обычное, нормальное свойство любого работающего человека. Это мой режим. И это мой путь. Но я стараюсь рисовать как можно больше. Полное счастье я ощущаю, если мне понравилось то, что я нарисовала, и если моя работа принесла радость людям.