Культура

13:12, 26 сентября 2019

Владимир Гриценко: Мой любимый экспонат – само поле

Софья МЕДВЕДЕВА
Елена КУЗНЕЦОВА

Знаете ли вы, что значит «стоять на лопате»? Это выражение часто употребляют археологи, описывая романтическую часть своей работы. Гостя очередной гостиной «Тульских известий» Владимира Гриценко привела в археологию именно романтика, но все же он остался постигать ее непростые научные составляющие. Вот уже более двадцати лет Гриценко возглавляет музей-заповедник «Куликово поле».

Дело семейное
– Владимир Петрович, вы родились в Туле. Какой он, город вашего детства?
– Все мое детство прошло вокруг Дома офицеров, который сегодня называется Дворянским собранием. Мои дедушка и бабушка жили на улице Льва Толстого. Учился я в четвертой школе, она находилась в том месте, где сегодня расположен кластер «Октава». Так что все подворотни от Центрального переулка до Первомайской мне были хорошо известны. Рядом, на Гоголевской, жили три моих товарища, поэтому большую часть времени мы проводили в округе.

– Хулиганили?
– Конечно! Мне кажется, детство для этого и дано. У нас были хорошие, добрые, активные игры. Любили местные стройки, подвалы… Всякие были шалости. Бывали и стычки, куда без них. Строили снежные крепости, ходы, потом захватывали их. Иногда заканчивалась такая война врукопашную.

– Клады по дворам не приходилось искать?
– Нет, к этой теме я прикоснулся уже в более сознательном возрасте, когда учился в восьмом классе. Думаю, что родные просто беспокоились, как я проведу лето – возраст как раз был такой, – поэтому нашли мне занятие. Моя тетушка, которая преподавала в педагогическом институте, договорилась, чтобы меня вместе со студентами исторического факультета взяли в экспедицию в Крым. Я хоть и был школьником, по телосложению студентам не уступал, так что вполне мог «стоять на лопате». Поездка в экспедицию была моим сознательным выбором, да и кто откажется поехать к морю?

– Куда именно попали на раскопки? Можно сказать, что они повлияли на ваш дальнейший жизненный путь?
– Экспедиция располагалась недалеко от Керчи – в селе Курортное. Там находился уникальный памятник – Зенонов Херсонес. Мы были молоды, беззаботны и, конечно, не только копали, но и отдыхали. Меня, как неисправимого романтика, в археологию привела не тяга к великой науке, а звездное небо, теплая южная ночь, море и только потом – интересная работа. Конечно, это сыграло решающую роль. Когда я вернулся из экспедиции, то сказал родным: «Я поступаю на истфак». Девятый и десятый класс посвятил подготовке. Тогда ЕГЭ не было, были нормальные вступительные экзамены. В итоге я без проблем все сдал и поступил, хотя конкурс был очень высокий. Вообще учеба, конечно, не сильно интересовала. У меня были все атрибуты нормальной молодости: друзья, гулянки, спорт, девчонки. Я особо не напрягался. Да и мне повезло: во время экспедиции в Крыму я познакомился с ребятами, которые оканчивали учебу. Я мог к ним прийти и сказать: «Ребят, дайте конспект!» – и вот я уже готов к семинару.

– Вы не всегда были археологом: ваши первые профессии – дворник и уборщик. Как учителя истории занесло в эту область?
– Я мужчина, а мужчина должен зарабатывать на семью. Когда я женился, работал и дворником, и уборщиком. Мыл полы. По жизни мне этот навык очень пригодился. Но кроме этих профессий, которые занесены в трудовую книжку, я еще разгружал вагоны – этим занимался, когда учился.

– А где вы познакомились с женой Татьяной?
– Сейчас все знакомятся в интернете, а мы, как и многие в наше время, – на картошке. Хотя жена рассказывает, что приметила меня еще до этого: когда было зачисление, Татьяна в секретариате вручала всем студенческие билеты. Вот тогда, говорит, сразу меня и запомнила. А на следующий день после вручения мы, как приличные студенты, поехали на картошку. Там и познакомились. И вот уже 33 года идем по жизни вместе.

– У вас две дочери – Дарья и Анна. Брали их с собой в экспедиции, когда они были маленькие?
– Первый раз мы взяли их на раскопки, когда младшей еще не было и двух лет. Готовить было некому, и я попросил делать это жену. В экспедиции тогда было много трудновоспитуемых ребят из Щекина, они у нас были в качестве рабочей силы. И пока Татьяна готовила обед, они учили детей всяким нехорошим словам. Дочери до сих пор проводят свой отпуск в поле, хотя работают в другом учреждении. Приезжают не только в экспедиции: например, младшая дочь Анна воспитала дворняжку Бимбо и теперь выступает с ним на «Большом туре», который мы проводим зимой.
У меня еще есть две замечательные внучки – Ульяна и Таисия. Они тоже уже бывали в экспедиции. Первый тест-драйв детской экспозиции музея мы провели как раз на них. Эти две замечательные девочки – мой смысл жизни.

– Ваши дочери – тоже музейные работники. Не хотелось бы поработать вместе?
– Я был бы не против, они по-другому смотрят на все. Но времена сейчас немного иные: что когда-то называли династией, теперь называют коррупцией. Зачем создавать сложности своим детям? В Туле не один замечательный музей. Но для нас наша профессия – это семейная традиция, и это хорошо.
Сенсация –
это тяжелый труд
– Помните свою первую встречу с Куликовым полем?
– Это было после армии, в июле 1986 года. Должны были ехать на раскопки, но нам «повезло» – три дня лил дождь, и мы отсыпались в палатках. А потом погода установилась хорошая, и мы вели раскопки на берегу Непрядвы, недалеко от села Монастырщино.

– Уже тогда почувствовали, что это место останется с вами на всю жизнь?
– Это уже появилось в начале девяностых. Тогда, кроме романтики, пришла тяга к науке. А там любую тему возьми, начни ее разрабатывать – и остановиться уже невозможно. Когда погрузился в историю, стало небезразлично и место, стал другими глазами на него смотреть.

– Насколько Куликово поле изученный на сегодняшний день объект?
– Если мы говорим о месте сражения и о поиске реликвий, связанных с битвой, то до недавнего времени мы считали, что изучили около 5 процентов. Но работы продолжаются. Последний раз мы убирали на ста квадратных метрах гумусовый горизонт, предварительно просканировав и выбрав все находки. Сняли примерно 40 сантиметров и еще раз просканировали. И нашли еще несколько вещей, связанных с битвой. В частности, был обнаружен серебряный золотоордынский дирхем, а рядом – находки, связанные с XX веком! Тогда поняли, что не учли такой важный фактор, как деятельность землероек. Они в поисках питания роют ходы, перемещая грунт. Мы думали, что все находки в верхнем пахотном горизонте. А выяснилось, что землеройки усложняют нам задачу поиска. По-хорошему, надо еще раз просмотреть уже изученные территории.

– В будущем рассчитываете, что новые технологии помогут вам совершить сенсацию? Например, найти места захоронений воинов.
– Мы сколько раз уже были в шаге от сенсации. Ведь мы неисправимые романтики. Бывало, что приезжали исследователи, говорили: «Завтра все найдем!» Обнаруживали карстовые провалы, которых не видно на поверхности. Но надежду они подавали – и никто не считал, кончился рабочий день или нет: мы рыли шурфы, прощупывали. Но находили тлен. Сенсаций не бывает, за этим стоит тяжелый труд – умственный, физический, системная целенаправленная работа.
Разумеется, мы ставим перед собой задачу найти захоронения, и понимание, в каком направлении двигаться, есть. К сожалению, ушел из жизни замечательный археолог Олег Заидов, который занимался темой могильников. При всем том, что археология – это интересно, нет тех, кто бы пришел на смену.

– Есть ли у вас любимый экспонат в музее?
– Есть, но поместить его в витрину невозможно – это само поле. У каждого человека бывают моменты, когда хочется на все плюнуть. У меня есть ритуал – я еду один в Зеленую дубраву и просто по ней хожу. И прихожу в чувство.
– Археологи вообще люди суе­вер­ные? Есть ли то, чего они не будут делать никогда?
– Нельзя стоять на бровке: она может обрушиться, и мы потеряем очень важную информацию! Но вообще археология – это наука. Хороший специалист – очень скрупулезный, педантичный человек. Фарт никто не отменял, и я знаю многих, кто обладает чутьем. Но, как правило, большего результата добиваются люди, которые по-бухгалтерски дотошны. Надеяться на везение я бы не советовал, если хочется связать жизнь с наукой. Романтика, конечно, присутствует – в любой порядочной экспедиции есть костер, песни под гитару до утра, тетрадочки с перлами. Но в первую очередь это наука, которой надо отдавать очень много времени, погружаться в эту тему, быть готовым к работе, которая может быть не интересна, – например, по документированию.

– А у вас, кроме походов в дубраву, есть какие-то свои ритуалы?
– Я не считаю себя суеверным человеком, но есть некоторые традиции, которые сам себе придумал, выполняю. У меня есть три игральных кубика. Мне их подарили разные люди. Нефритовый – это на любовь, коричневый – работа, маленький янтарный – на удачу. Каждое утро я их бросаю. Если расклад хороший, то и день удастся. А если нет – то бросаю кубики еще раз.

Музей должен быть современным
– Когда вы создавали новый комплекс в Моховом, изучали опыты других музеев на полях сражений? Это вообще важно?
– Любую работу нужно начинать без мысли, что ты самый умный и изобретешь колесо. Поэтому любой проект мы начинаем с изучения российского и международного опыта. На это не надо жалеть деньги и время.
Прежде чем делать новую экспозицию в Моховом, мы про­еха­ли целый ряд музеев на полях сражений в Англии и Шотландии. Мы побывали в тех экспозициях, которые открыли недавно. Один из интереснейших, на мой взгляд, музеев расположен в местечке Каллоден в Шотландии недалеко от озера Лох-Несс. В XVIII веке здесь произошло сражение, в котором погибли полторы тысячи молодых шотландцев. Для них это больше чем музей.
Великое счастье музеев, что каждый уникален. Как можно выбрать между великим Поленовым и великим Толстым? И музеи – это символы, у каждого свое место в истории.

– Куликовская битва была более шестисот лет назад.Как современных людей – и детей, и взрослых – можно заинтересовать таким древним событием?
– Интерес может меняться с возрастом, это абсолютно нормально. Я пришел в музей из романтических побуждений, а сегодня у меня совсем другая мотивация. Здесь очень важно в каждом возрасте находить какой-то свой момент этого интереса. Не случайно сейчас музеи перестали вешать ярлыки, прятать все экспонаты за витринами, сохраняя на них пыль веков. Не удивляет никого, что музей выходит на улицу, проводит праздники, в музеях существуют все возможные формы культурного творчества – здесь пишут книги, читают лекции, поют. Музей должен идти в ногу со временем. Тогда и каждый возраст найдет в нем свое. Когда наш коллега Никита Сазонов показал нам первый эскиз детского музея с лестницами, мы это немного восприняли со скептицизмом. Но дети не могут сидеть на месте, а значит, мы должны предложить им что-то, что будет соответствовать их возрасту. Главное – сделать интересно. И это не только для детей.
– До сих пор есть люди, которые считают, что Куликовской битвы не было на том месте, где сегодня стоит музейный комплекс. Что обычно на это отвечаете?
– Для нас этот вопрос закрыт. Не только для сотрудников музея, но и для всех историков, археологов, которые когда-то касались этой темы. А чтобы уйти от обывательского, непро­фес­сио­наль­ного представления, я предлагаю поучаствовать в раскопках. И когда постоишь день-другой на лопате и с металлодетектором, все станет понятно.

Задача – сохранить
– В 2020 году пройдут масштабные празднования 500-летия Тульского кремля и Большой засечной черты. Куликово поле также поучаствует в этом событии.
– У нас два здания в Музейном квартале, в которых мы планируем разместить интересные экспозиции, создать условия работы для археологов, реставрационные мастерские. Еще среди задумок – сделать музей исторической кухни. В мире об этом почти никто не рассказывает, хотя это близко любому человеку, вне зависимости от возраста и пола. Мы же в изобилии находим фрагменты керамики, горшков.

– Силами музея-запо­вед­ни­ка планируется восстановить три здания в Епифани. Что планируете разместить там?
– Реставрация первого дома, который расположен на главной площади Епифани, уже началась. Через два года грядет юбилей Петра Первого, а Тульский регион имеет непосредственное отношение к этому имени. И мы хотим рассказать о епифанских шлюзах. Также планируем создать постоянно действующую экспозицию, посвященную казакам и стрельцам. Это позволит рассматривать Епифань не просто как транзитную точку.
Еще мы заканчиваем проектные работы по созданию центра хранения коллекций. Это не просто фондохранилище, где находятся экспонаты, не вошедшие в экспозицию, а серьезный научный центр, архив для ученых. Одно дело раскопать, а другое – сохранить, и не только в виде письменного отчета.

– Будете ли продолжать работу с природной частью музея-заповедника?
– Второй год мы водим экскурсии по самому месту сражения, в поле. Однако это осложнено тем, что мы зависим от погоды. Сейчас у нас есть спонсор, крупная газовая компания, которая оплачивает нам проектные работы и, надеюсь, что после поддержит создание историко-экологической тропы с твердым покрытием, чтобы мы могли вне зависимости от погоды спокойно водить экскурсии. Эта тропа станет осью, по которой мы будем расширять площади под восстановление природной среды, ковыльной степи. В итоге это окажется живым музеем под открытом небом. С одной стороны – природы, с другой – истории.
Непосредственно для изучения поля мы планируем провести детальную микроаэрофотосъемку – в том числе с помощью беспилотных летательных аппаратов. Сейчас изучаем иван-озерецкую канальную систему. Делаем это не только ногами, потому что не всегда видно детали в русле заросшей реки. По итогам съемки можно понять нюансы, вычислить аномальные объекты, которые стоит проверять.

– О чем мечтает директор му­зея-заповедника «Куликово поле»?
– Хочу замуж выдать своих внучек! А как директор – мечтаю реализовать не только те проекты, о которых говорил, но и создать систему для тех, кто будет работать после меня. Как для исследователя, для меня задача номер один – изучить артефакты, связанные с металлургией, найти ее корни.

0 комментариев
, чтобы оставить комментарий

Ранее на тему

Выставка в подарок

25 сентября, 12:04

Песчаная сказка

20 сентября, 16:27

Гости из прошлого

20 сентября, 14:29

Время – вперед!

20 сентября, 13:28

На эту же тему