Человек, который думает сердцем

«Все Ваши – не только картины – это добрые дела… Я ни одного художника русского, взятого в целом, не знаю равного Вам. Не унывайте, все минется, правда останется. А Ваши произведения – правда, и трогательная правда», – обращался Лев Николаевич из Ясной Поляны к художнику Орлову в апреле 1904 года, подписав свое коротенькое письмо: «Любящий Вас Л. Толстой».
Унывать Николаю Васильевичу было с чего – очень уж нелегкой складывалась жизнь живописца русской деревни. Рано осиротев, он с детства познал тяжкий крестьянский труд, нищету и несправедливость. Когда подрос, стал учеником у иконописца – своего дяди из села Огарева Тульской губернии. Проявил незаурядное дарование, позволившее ему в 19 лет поступить в Московское училище живописи, ваяния и зодчества. Учился у ведущих художников того времени, в том числе Владимира Маковского и Сергея Коровина. Преподаватели были – лучше некуда, ученик – талантлив и усерден, но беден. Потому-то и грыз гранит науки целых десять лет: чтобы прожить, прокормить семью, Орлов брал заказ за заказом, хотя платили художнику без образования сущие гроши.
Не намного улучшилось его материальное положение и по окончании училища, хотя выпущен он был со званием классного художника и Большой серебряной медалью за картину «Умирающая» (1892). Наряду с полотнами на сюжеты крестьянской жизни Орлов писал иконы, расписывал церкви в Тамбовской, Тульской, Калужской, Орловской губерниях.
Через два года после училища он предложил «Умирающую» на очередную передвижную художественную выставку в Петербурге. Картина сразу привлекла внимание Толстого. Очень уж трагичен был ее сюжет: в крестьянской избе умирает только что родившая женщина, муж с поникшей головой слушает ее последний наказ, согнутая горем бабушка качает люльку с новорожденным, не замечая, как теребит ее за подол внучка; другая внучка, постарше, плача стоит у постели умирающей матери… Лев Николаевич растрогался, попросил познакомить его с автором и с тех пор заинтересованно следил за творчеством Николая Васильевича. «Даровитый, даровитый человек! – говорил о нем великий писатель. – И человек, который думает сердцем. Он знает народ и любит его».
Увы – произведения Орлова, привлекавшие внимание публики на каждой выставке и создавшие ему уважаемое имя в художественных кругах, не могли обеспечить автору высоких заработков. Больше всех платили художникам люди светские, стремившиеся показать, что не чужды искусству. Но мало кто из них  рисковал повесить в гостиной запечатленные на полотне сцены крестьянской жизни – не балаганно-ярмарочные слащавые пасторали, а полные драматизма картины нищеты, убогости, бесправия… «Берут больше цветочки и веселенькие пейзажики. А с моими идеалами далеко не уедешь», – писал жене Орлов. Больше того, даже некоторые художники из-за этой самой обнаженной правды жизни выступали против участия работ Николая Васильевича в художественных выставках. В этой ситуации Орлову очень важна и нужна была любая поддержка, тем более такого известного и уважаемого писателя, как Толстой.
Художник в письмах Льву Николаевичу сетовал на собратьев по кисти, отвергающих его творчество: «Народ они не любят, писать его не умеют и не понимают его. А я пойду своей дорогой». Толстой ободрял: «Ваши сюжеты всегда так важны и Вы так умеете рассказать то, что хотите, живописью…» И не просто ободрял, но и предлагал новые темы: «Хороший Вам сюжет: рекрутская ставка, присутствие, голый рекрут трясется под меркой, геморроидальный воинский начальник, доктор степенный в очках. Сходите на набор в уезде».
В Ясной Поляне по приглашению Толстого Орлов работал над картиной «Порка» («Недавнее прошлое»). Лев Николаевич часто приходил к художнику посмотреть, как движется дело. Особенно потряс его написанный Николаем Васильевичем испуганный мальчик, забежавший в сарай, где порют розгами крестьянина. Дописал картину Орлов в Москве и прислал писателю фотографию полотна. «Спасибо Вам, дорогой Николай Васильевич, за посылку фотографии. Я ждал хорошего, но Ваша картина превысила мои ожидания. Все прекрасно, и в целом, и порознь. Не унывайте и продолжайте работать», – откликнулся Толстой.
В начале 1905 года известный московский книгоиздатель Сытин предложил Орлову написать серию иллюстраций на библейские сюжеты. Николай Васильевич взялся было за работу, но вскоре понял, что, по его собственному признанию, «тяготится этим». Орлов отказался от заказа, хотя как всегда очень нуждался в деньгах. Однако «тропинка» между художником и издателем уже наметилась. После царского манифеста от 17 октября 1905 года о даровании свобод и последовавшей либерализации цензуры Сытин сделал предложение Орлову об издании альбома его работ. Не исключено, что к этой мысли издателя подтолкнул Лев Николаевич, а Сытин, как деловой человек, ясно понимал: альбом хорошо пойдет, если репродукции картин подкрепить толстовским предисловием.       
«Очень хотелось бы быть Вам полезным, милый Николай Васильевич», – писал Лев Николаевич Орлову в июне 1908 года. А вскоре было готово и предисловие. Однако дальнейшая судьба и предисловия, и материалов альбома, готовившихся для издательства Сытина, не совсем ясна. К Сытину этот альбом, вероятно, не попал, а выпустило его петербургское издательство Товарищества Р. Голике и А. Вильборга. Есть и другая версия истории предисловия. В комментариях к 37-му тому Полного собрания сочинений Л. Н. Толстого сообщается, что «в 1908 г. т-во Голике и Вильборг, по предложению В. Г. Черткова, предприняло издание альбома фотографий с картин художника Н. В. Орлова. В. Г. Чертков обратился к Толстому с просьбой написать предисловие к альбому».
Впрочем, так ли уж важно, как все было? Главное – альбом «Русские мужики» все-таки увидел свет.
Незадолго до начала Первой мировой войны Орлов с семьей перебрался в Липецк, преподавал рисование в женской гимназии. Он по-прежнему оставался верен принципу писать только правду и, когда в 1915 году ему поручили оформить обложку программы благотворительного вечера в пользу Красного Креста, вызвал переполох своим эскизом. В центре композиции Николай Васильевич изобразил злобно хохочущего черта на холме из человеческих черепов на фоне огненного зарева, а у подножия холма – царя Николая II и священника, благословляющего русское воинство идти погибать за веру, царя и Отечество. Крамольный эскиз начальница гимназии уничтожила, но Орлова не уволила –  не хотела потерять хорошего учителя рисования.
Так Николай Васильевич остался в Липецке, где пережил и военные годы, и революцию, и Гражданскую войну. После нее он перебрался на Кубань, организовал крестьянскую коммуну. Но однажды на нее напали бандиты: разграбили инвентарь, убили детей Орлова, уничтожили его картины. Эта трагедия подорвала здоровье Николая Васильевича, и в 1924 году его не стало.
…В советские времена о творчестве Николая Орлова вспоминали нечасто, хотя его произведения выставлялись в крупнейших музеях страны и заслуженно привлекали внимание посетителей. В постсоветской России Николая Васильевича тоже не очень-то знают. Вернуть землякам память о любимом художнике Толстого могло бы, конечно, переиздание ставшего библиографической редкостью альбома «Русские мужики». Но, к сожалению, такого в планах тульских издательств пока не значится…       
 Валерий РУДЕНКО