Духовные братья

 Марина ПАНФИЛОВА
 из архива семьи Сахаровых

С Верой Семеновной Красильниковой и ее сестрой Ниной Семеновной мы познакомились в День памяти жертв политических репрессий в Тесницком лесу. Женщины скорбно стояли у двух сросшихся березок, тут же – небольшой памятник с подписью «Сахаровы: Алексей Петрович, 1878–1937 гг. Николай Петрович, 1886–1937 гг.»

– Эти два деревца, исходящие от одного корня, напоминают нам их – нашего дедушку и его брата, расстрелянных в этом месте, – рассказала Вера Семеновна. – В начале 90-х, когда здесь шли раскопки, мы присутствовали при перезахоронении останков людей, погибших в то страшное время. С тех пор каждый год приезжаем сюда – на поклон…
Вера Красильникова – кандидат наук, доцент, возглавляла кафедру иностранных языков в Мурманском университете. Ее сын, Михаил Хмуров, известный актер, снимался в России, в США, где жил некоторое время с семьей,  а сейчас вернулся в Москву. Их родственники живут в разных городах России, за границей, среди них есть педагоги, инженеры, актеры, бухгалтеры, и у всех имеется «Семейное древо Сахаровых», составленное Верой Семеновной несколько лет назад. Она долгое время собирала архивные данные, искала сведения и в синодике, составленном Тамарой Георгиевской, в бумагах Тульского отделения общества «Мемориал», которое возглавляет Сергей Щеглов.
Рассказ о судьбе двух братьев – это летопись страданий, которые пережили их семьи. Оба они были священниками, как и их дед, Василий Кириллович Сахаров, отец Петр Васильевич, который служил в Свято-Иоанно-Богословском храме села Протасово.
Николай, окончивший Духовную академию в Москве, поначалу преподавал в Тульской духовной семинарии, затем был священником в одном из тульских храмов. Он обладал необыкновенным даром проповедника: прихожане плакали на его последних службах.
Братьев несколько раз арестовывали и отправляли в ссылки. Алексей после этого служить уже не мог – и без того слабое здоровье было подорвано.
А Николая Сахарова в 20-е годы часто вызывали на диспуты на тему «Религия – опиум для народа» (в Туле они проводились в здании бывшего Дома кино). Там священник должен был вести спор с человеком, который раньше якобы верил в Бога, а потом отрекся от него и теперь требовал от церковнослужителя того же. Николай отказывался, и на следующий день его арестовывали. После последнего ареста в 1937 году домой он не вернулся: их с братом расстреляли в Тесницком по приговору, вынесенному тройкой УНКВД по статье 58 – за контр­революционную деятельность. А семьям сообщили, что оба получили по 10 лет лишения свободы без права переписки.
И те стали ждать: сначала весточки, потом возможности досрочного освобождения, потом – окончания десятилетнего срока, а дальше – неизвестно чего – чуда…
– Родственники, конечно, долго не отваживались запросить органы о судьбах своих близких: ведь даже память о «врагах народа» рассматривалась как участие в их деятельности, – вспоминает Вера Семеновна. – Был в нашей семье такой случай: у деда были две сестры, Вера и Надежда, и вдруг я узнала, что имелась и третья, Анна, невероятная красавица, рано вышедшая замуж за священника из Алексинского уезда. По тому времени это считалось далеким расстоянием: от Алексина до Дубны на бричке пока доедешь… Но почему о ней никогда не говорили, не вспоминали? Стала расспрашивать бабушку Ольгу Ивановну, родственников, оказалось: мужа Аннушки арестовали еще раньше, чем ее братьев, и она, оставшись с одиннадцатью детьми, наверняка терпела лишения, но никогда не осмеливалась обратиться к своей семье, чтобы не навлечь на родных беду…
Учительниц Веру и Надежду Сахаровых тоже арестовали, сослали на каторгу. А когда они после трехлетних мытарств вернулись на родину, жить было негде. В уютном отчем доме – с высокими потолками, с изразцовой печью, перед которым был разбит цветник, а в нем установлен блестящий крутящийся шар, хозяйничали чужие люди, а на могилы родителей, которые находились прямо напротив, в ограде церковного кладбища, выливали помои…
Жене Алексея Петровича, Ольге Ивановне Сахаровой, пришлось несладко без мужа. У них, как и у Анны, было одиннадцать детей, на момент ареста главы семейства пятеро были еще малолетними: от 4 до 14.  Некоторые из старших уже успели обзавестись своими семьями. Голодали страшно. Все, что удавалось вырастить, отбиралось – для выполнения так называемого «твердого задания». Помогал прокормиться и выжить яблоневый сад, заложенный еще Петром Васильевичем Сахаровым, но и он вымерз в одну из лютых зим в конце 30-х. Увели и живность со двора, решив таким образом уничтожить жену и потомство «врага народа». Все они, в том числе малые дети, были «лишенцами», поэтому вдобавок к жуткой нищете, голоду и холоду, который терпели и многие другие семьи, жившие в те трудные времена, их на каждом шагу еще и унижали.
Мама Веры Семеновны рассказывала, как, к примеру, в начале учебного года в школе выдавали тетради, учебники, ручки, а когда очередь доходила до членов семьи Сахаровых, звучала фраза: «А тебе не положено, ты – поповская дочь (или – сын)». И как невыносимо трудно вспоминать картинку из прошлого: сгорбленную фигуру любимого отца, одетого в рясу, привязанного к телеге, которого угнали в Дубну как преступника.
– Порой мне кажется, что Алексей Петрович перестал служить в церкви, после того как вернулся из первой ссылки, не только по причине слабого здоровья, – говорит Вера Красильникова. – Скорее всего, он просто пытался спасти своих детей, но еще не знал, что вплоть до его реабилитации, то есть до 1956 года, они будут нести свой тяжкий крест – детей «врага народа».
Когда в середине 50-х родственники сделали запрос о судьбе братьев Сахаровых, им ответили, что осужденные умерли от болезни. Дети Алексея Петровича могли похлопотать о своем отце, а сделать запрос о Николае Петровиче было уже некому: его единственный сын, талантливый скрипач, умер, когда ему было чуть более 20 лет, а жена, бывшая актриса, ослепла и оглохла.
Уже в 90-е потомки Сахаровых вновь обращались в соответствующие инстанции и узнали, что Алексей Петрович и Николай Петрович были расстреляны. Вышел закон, который давал право людям, подтвердившим родство, познакомиться с материалами уголовных дел. И только тогда семья узнала, что дело Николая было заведено в связи с таким фактом. Ему показали фото зверски убитого митрополита Киевского Владимира, заколотого штыками. И Николай Петрович якобы высказал свое мнение: «Это – дело рук большевиков…» Вера Семеновна вспоминает:
– Можете себе представить, с каким трепетом я листала те пожелтевшие странички допросов? Чернила со временем выцветают, становятся коричневатого оттенка, и кажется, что все это написано кровью… Тогда я впервые в жизни смогла себе представить, через что пришлось им пройти – женам и детям российских священнослужителей! – рассуждает Вера Семеновна. – Но никто из нашей семьи никогда не роптал на жизнь, на государство: таков наш крест, судьба, общая со всей страной. Из книги истории страниц не выдирают, нельзя отказываться от неприглядных фактов, глупо сбрасывать памятники с постаментов: этим мы ничего не изменим…