Дважды мужественные

Людмила ИВАНОВА
Геннадий ПОЛЯКОВ

Почему-то так повелось, что про аварию на Чернобыльской аэс и людях, которые работали в зоне отчуждения, в средствах массовой информации вспоминают только накануне очередной годовщины трагедии. Мы решили изменить эту традицию, ведь над Европой еще долго будет гулять эхо взрыва на четвертом энергоблоке. А потому так важно помнить, какая цена заплачена за нынешнее, пусть и относительное, «радиационное» благополучие. Пожалуй, как никто другой об этом знают супруги Мария Александровна и Степан Васильевич Струк, работавшие в Чернобыльском районе в мае–июне 1986-го. И оба, кстати, – а это единственный случай в истории семей Тульской области – удостоенные за свой труд орденов Мужества…
Земля полнилась слухами.
И радиацией
Село Ильинцы, в котором с двумя детьми жили супруги Струк и еще восемьсот семей, находится в 18 километрах от атомной станции. Чернобыльской она именовалась по названию района, в котором построена. «Первый камень» в ее фундамент положили в 1971 году, а в 1986-м готовили к введению два очередных реактора. И когда в ночь на субботу 26 апреля над промышленным городом Припять, в полутора километрах от которого располагалась АЭС, раздался мощный хлопок, местные жители не придали ему значения: на станции все время было шумно – продувались реакторы, вырывался пар, открывались клапаны…
Суббота в советские времена была рабочим днем. С раннего утра Мария Александровна как обычно обходила огромное хозяйство – она трудилась ветеринарным врачом. В полдень позвонил председатель колхоза и велел срочным порядком закончить обследование животных на лейкоз, бруцеллез и туберкулез и провести антистрессовые мероприятия.
Этот факт да еще то, что за сельскими рабочими, которые трудились на атомной станции, с утра не приехал автобус, стали предвестниками надвигающейся беды. Впрочем, о взрыве и масштабах случившегося никто ничего не говорил. Из одного населенного пункта в другой неслись только слухи.
Утром в школу, где учительствовал Степан Васильевич, пришла пионервожатая и рассказала, что на атомной станции что-то взорвалось. В момент аварии девушка ночевала у брата в Припяти, а утром еле выехала из города, потому что милиция стояла на всех дорогах и никого не выпускала. Никакой информации о смертельной радиации не было и в помине. Школьникам раздали йодированные таблетки, в Припяти в воскресенье прошла пионерская игра «Зарница», народ выбрался на пляж и на рыбалку. А во вторник в Ильинцы опять не пришли автобусы за рабочими.
Из защиты –
только рукавицы
– В этот день я всегда ездил в Чернобыль, потому что в межшкольном учебно-производственном комбинате преподавал правила дорожного движения, – вспоминает Степан Васильевич. – Но теперь пришлось грузить в мешки песок, добавлять туда свинцовую дробь, возить в аэропорт, поднимать в вертолеты, а те уже летели к станции и сбрасывали их в районе развороченного реактора, чтобы замонолитить. К вечеру подвезли кучу тормозных парашютов и мешки кидали теперь в них, а потом цепляли за стропы к «вертушкам»…
Из средств защиты людям дали только рукавицы. Пилоты летали в респираторах, но ведь зависали-то над самым пеклом! Из эскадрильи, которая сбрасывала «пескосмесь», в живых уже никого не осталось…
Работали на аэродроме днем и ночью вплоть до вечера 3 мая, когда на смену гражданским пришли «партизаны» – солдатики-срочники. Потом велели увозить из зоны сейфы с документацией и школьное оружие – мелкашки и автоматы Калашникова.
Женщины
плакали молча
В это время Мария Александровна занималась эвакуацией скота. Две с половиной тысячи колхозных коров, больше тысячи свиней, телят, овец, лошадей, две тысячи животных от населения – всех их нужно было собрать, взвесить, загнать на транспорт, на каждую голову выписать документы.
Числу скотовозов не было счета. Хозяйки расставались со своими кормилицами без рыданий, но, когда очередная машина отъезжала, женщины молча плакали…
Животных, которые могли в дороге умереть, по разнарядке сверху отправляли в Житомир на мясокомбинат. Овец перед дорогой стригли, а фонившую шерсть вывозили в зону отчуждения, сжигали и закапывали. Марии Александровне пришлось несколько раз ездить туда и обратно. На головную боль, тошноту и рвоту жаловаться было бесполезно. Медики по таким случаям просто не приезжали: помочь все равно было нечем. Люди превозмогали слабость и работали дальше.
…Скот перевозили в западные районы Киевской области. Из села Ильинцы – за 130 километров – в село Наливайковка. Не обходилось и без аварий. Неуклюжие скотовозы переворачивались в кюветы, животные разбегались, но народное добро не имело права потеряться, и люди были вынуждены собирать обезумевший скот, чтобы снова вернуть в машины. Мелких домашних животных – собак, кошек, кроликов, нутрий – велели отпустить на волю. Нетрудно представить, что случилось в селах, после того как цепные псы обрели свободу…
Эвакуация жителей из зараженной местности началась только 4 мая. Впрочем, людям объявили, что дома дезактивируют и уже через три дня можно будет вернуться обратно, поэтому попросили взять белье, ценности и документы.
В этот день все дороги Чернобыльского района заполонили «беженцы». В хозяйствах оставались только председатели, парторги, ветврачи и зоотехники.
Уже через сутки семьи жителей Наливайковки пополнились вдвое. А рабочие и специалисты вновь и вновь возвращались в зону смерти.
– На улице стояла весна, в колхозах и совхозах шла посевная, и из оставленных сел и деревень нам велели забрать трактора, плуги и культиваторы, – вспоминает Степан Васильевич.
От весны до зимы
Когда в радиусе тридцати километров от АЭС не осталось ни людей, ни техники, Степана Васильевича назначили ответственным за организацию отправки в Евпаторию пострадавших школьников Чернобыльского района. Набралось 15 отрядов по 43 человека. Составлялись поразмерные списки, чтобы обеспечить ребятишек новой обувью и одеждой. На курорте всех, у кого фонили волосы, остригли наголо, шерстяные кофточки изъяли.
Дети пробыли на морском побережье три месяца, но счастья и радости в их глазах не было. Деревенские мальчишки и девчонки писали домой слезные письма и просили забрать.
А Наливайковка за это время раздавалась в ширину. На бывшем кукурузном поле уже росли новые дома, улицы называли по городам, откуда приехали строители, – Запорожская, Хмельницкая; возводились огромные животноводческие комплексы, тянулись асфальтированные дороги, в магазины завозили дефицитные продукты, посуду, одежду.
К наступлению холодов многие пострадавшие семьи уже имели новое жилье. Качество его, правда, порой оставляло желать лучшего.
Новоселы, самоселы…
Зима 1986–1987 годов оказалась на редкость морозной, столбик термометра опускался до минус 42 градусов, межпанельные швы лопались, и весной в щели уже можно было видеть идущих по улице.
Проблемой стала еще и нехватка дров. Степная Наливайковка, в отличие от села Ильинцы, не славилась ни лесом, ни торфом. Топить дома было нечем. И полторы сотни «беженцев», в основном люди пожилые, худо-бедно пережив холода, вернулись в зону отчуждения. Милиция пыталась их выгонять силой, рассказывают, что кого-то тащили за ногу и оторвали протез, но факт остается фактом.
Между тем специалистам, которых в принимавших селах и городах ощущался явный переизбыток, стали предлагать «открепительные» и рабочие места в РСФСР. Мария Александровна и Степан Васильевич, увидев список, в котором значились города Калуга, Рязань, Тверь, Загорск и Богородицк, решили, что переберутся с сыном и дочкой в Тульскую область, потому что работу по профилю предлагали только здесь.
– Подъезжаем к вокзалу, видим неказистые домики, спрашиваем: «А где же город?», а нам отвечают: «Это он и есть!» – с улыбкой вспоминает Мария Александровна.
На фоне богатой и дородной Украины Тульская земля казалась бедной падчерицей. Но люди здесь были сердечными, душевными, отзывчивыми, а от добра добра не ищут, решили супруги Струк и остались навсегда.
Впрочем, через шесть лет Степану Васильевичу суждено было вернуться в зону отчуждения. На целый год.
В 1992 году появилось решение вдоль реки Припять возвести двенадцатикилометровую дамбу высотой с двухэтажный дом. Насыпь должна была защитить водоток от радиоактивного графита, который во время аварии вырвался из реактора и попал на пологий берег. Весной вода поднималась, а когда спадала, могла унести «грязь» с собой – в Днепр.
Степан Васильевич полгода проработал на дамбе водителем самосвала, а когда ее построили, еще столько же трудился на вырубке сгоревших лесов и дезактивации почвы.
О действии радиации старался не думать, ведь совсем рядом, в селе Ильинцы, была его мама, которая не смогла жить на чужой земле и в 1987 году вместе с другими самоселами вернулась в родной дом…
Она переехала к сыну в Богородицк только через девять лет, а кто-то обитает в зоне отчуждения и по сей день. Каждый год на Радуницу тридцатикилометровка открывается для всех. Люди едут туда, чтобы поклониться могилам предков…
Жизнь продолжается. Реакция тоже
До 1995 года Марина Александровна и Степан Васильевич работали в Богородицком сельхозтехникуме, а потом один за другим ушли на инвалидность – дало о себе знать действие радиации. Впрочем, главным лекарством от всех болячек они считают оптимизм. Хороших эмоций добавляют дети: двое окончили Московскую ветеринарную академию имени Скрябина, а третий, родившийся уже в Богородицке, – Первый московский государственный медицинский университет имени Сеченова.
Душа болит только об одном: бетонный плен, в который всем миром брали четвертый энергоблок, не вечен. А ведь цепная реакция в нем продолжается до сих пор, потому что нет такого рубильника, который остановил бы бушующий атом разрушенной станции.
Сейчас над АЭС возводится арочный саркофаг. Ожидалось, что строительство будет завершено до октября 2015 года, но теперь уже ясно, что это случится не раньше 2017-го. Да и то если деньги, выделяемые странами-донорами, чиновники новой Украины не пустят на войну со своим же народом…