Любимый с того света

 Людмила ИВАНОВА
Фото из семейного архива Добрыниных

Ранним зимним утром, когда красавица медсестра Анюта спешила по сумрачной, запорошенной снегом Туле на работу, в ноги ей неожиданно бросилась старушка.

– Доченька! Христом Богом прошу, отнеси иконку моему сыночку!
Анюта от удивления чуть не свалилась в сугроб:
– Какую иконку? Какому сыночку? Бабуль, я на работу тороплюсь, меня больные ждут!
Старушка только закивала и, не собираясь подниматься с колен, еще крепче ухватилась за полу Анюткиной шубейки:
– Вот-вот! Мальчик мой у вас, Васенька, три дня назад привезли. Я бегала к нему, да меня не пустили. А тебя я там мельком видела – больше-то ни одной души не знаю. Помоги, детонька! Один он у меня. Совсем плохой.

В ожидании позора
Анюта, наконец, окончательно проснулась:
– Бабуль, вы меня с кем-то путаете. У нас мальчики точно не лежат. Я в гинекологии работаю!
– Уж не знаю, где ты работаешь, а разговор о реанимации. Там моя кровиночка! Тридцать лет ему. А что мальчиком назвала – не обессудь. Сынок-то для матери на всю жизнь ребенком останется. – И так жалобно старушка заглянула в подрисованные черным карандашиком Анюткины глаза, что молодой медсестре ничего не оставалось, как протянуть за иконкой руку…
В прошлое дежурство Анюта действительно заскакивала в реанимацию. Когда в отделении не осталось лишних глаз, знакомая врачиха пропустила девушку в «интенсивку», где после операции лежал ее отец. Проведав еще не пришедшего в себя родителя, она забежала в приемный покой, где ждала мама. Видимо, в это самое время девушку и заметила старушка.
– Тот Пантелеймон-целитель стал первым святым, который появился в палате интенсивной терапии. Дело было в начале 90-х, люди тогда только-только начали возвращаться к Богу, – вспоминает тулячка Анна Добрынина. – С тех пор туда часто иконки приносят. А 20 лет назад, когда я шла к заведующему отделением с необычной просьбой, думала, как бы с позором с работы не выгнали…
Но доктор оказался человеком удивительно мудрым. Он выслушал рассказ о необычной старушке, взял в руки образ, помолчал, а потом произнес: «Вот кого нам действительно не хватает». И разрешил передать иконку «для мальчика Васеньки» – черноволосого мужчины, которого скорая привезла со страшной аварии из-под Дубны и который четвертые сутки не выходил из комы.

Жить будет!
До конца Анюткиной смены оставалось два часа, когда она снова забежала проведать отца.
– Проснулся твой батя, – обрадовала ее дежурная медсестра, – в свое отделение отправился.
И в этот момент, уже собираясь выпархивать из реанимации, Анюта спиной почувствовала чей-то взгляд:
– Обернулась – все как обычно: приборы попискивают, склянки поблескивают, пятеро больных в забытьи распластались по просторным кроватям. Присмотрелась – вот оно: уж слишком неестественно для коматозного «мальчик Васенька» спит! Я подошла к нему, а он приоткрыл глаза и распухшими, пересохшими губами шепчет (голоса совсем не было): «Собрался умирать, а увидел такую красавицу – и раздумал!» Я как дурочка рассмеялась – ведь никто мне, вернувшись с того света, комплиментов не говорил! И ужасно обрадовалась: счастье-то
какое, ожил наш страдалец!
Медсестра сразу побежала к дежурному врачу, чтобы сказать, что больной пришел в себя. А я, возвращаясь со смены, встретила у ворот больницы вчерашнюю старушку. Обняла ее, а у самой слезы на глаза навернулись. Бабуля увидела их и за сердце схватилась: «На кого ж ты меня, сыно-о-о-чек!..» А я уже хохочу и ору ей: «Очнулся ваш мальчик, жить будет!»

За 20 лет 2 фото
Василий пошел на поправку. Анюта уже беспрепятственно могла навещать своего нового друга, а тот вскоре стал любимцем и врачей, и пациентов. И тех и других этот балагур заряжал отличным настроением. Даже следователь из прокуратуры, который приходил в больницу выяснять обстоятельства автокатастрофы, обмолвился как-то Анюте:
– Никогда такого со мной не было: хожу на службу как на праздник!
А Василий тем временем ждал, когда зарубцуются крупные раны, чтобы рвануть в Москву и подшлифовать порядком испорченное аварией лицо. Только столичные эскулапы его не обрадовали: лечение стоило огромных денег!
Голодные 90-е не оставили Василию шансов на исправление внешности. С тех пор он упорно уходит из-под объективов фотоаппаратов и снимается только в крайних случаях, которых за прошедшие годы было всего два: и каждый раз на паспорт.

Свекровь
А вот Анюту необычная внешность Василия нисколько не смущала, потому что под паутиной шрамов она сумела разглядеть гораздо большее: добрую душу и искреннее чувство к себе в его сердце. Неудивительно, что уже через полгода Анюта стала невесткой взбалмошной старушки, которая однажды зимним утром, сама того не ведая, свела девушку со своим сыном.
– Когда подружки жалуются на своих свекровей, мне даже не верится, что женщины не могут найти друг с другом общего языка, – говорит Анна Добрынина. – Во всяком случае, я со своей свекровью всегда жила душа в душу. Кстати, когда мы с Василием расписались, ей было всего 54 года.  Она даже пенсионеркой не была, просто обрушившееся горе напрочь ее состарило. Зато в душе свекровь всегда оставалась бодрой и современной. Поэтому именно ей я доверяла самые сокровенные тайны. Жалею, что свекровь ушла от нас очень рано. И не перестаю благодарить за своего мужа.
…К осени Василий Добрынин выздоровел, но за баранку уже не сел:  устроился автослесарем. Анюта ушла в стоматологию, где не было ночных смен, чтобы побольше времени уделять мужу, все-таки реабилитационный период – штука серьезная. А через год у Добрыниных появился сынишка, которого ждали все с любовью и нетерпением.