Заплутавшее «эхо»

Гильзы и пули от маузера, как и от советского оружия, в огородах древнего Анастасова попадаются постоянно. Мирное поколение интересуется находкой не больше минуты: «Наша? Стреляная? Какого калибра?» В отличие от молодежи одна из самых пожилых жительниц села так и не привыкла к заплутавшему «эху». Каждый такой кусочек металла выжимает из глаз предательские слезы, а они, разбегаясь по глубоким морщинам, не спешат высыхать даже на жаре.

Про бинты, самолет
и белые акации
Узнав, что я журналист и давно пишу про служивых, Елена Васильевна сразу проверяет меня «на вшивость».
– Знаешь, как мы в лесном госпитале обрабатывали раны нашим солдатам, когда начинались проблемы с йодом? Дедовским способом – своей мочой.
Старушка замолкает и ждет моей реакции. Но городская фифа не падает в обморок, не морщится от брезгливости – экзамен пройден, и Елена Васильевна приглашает меня присесть на скамейку.
…Она попала в госпиталь под Орлом, едва отсчитав 18 весен. Вместе со сверстницами ухаживала за ранеными, которых везли нескончаемым потоком, стирала до костяшек худенькие пальцы, отмывая бинты от солдатской крови. Последних в госпитале всегда не хватало, и когда однажды из ближайшей деревни принесли девчатам четыре простыни, те радовались, будто именинницы: тут же разорвали полотно на ленты и побежали к безногим и безруким.
А вскоре неподалеку от госпиталя приземлился самолет. Как оказалось, прилетел из Белева. От крылатой машины отделились мужчина и женщина: пилот принес раненым несколько буханок хлеба, а его спутница держала в руках заточенную палку с прибитой фанеркой. Ровными красивыми буквами было написано несколько слов: «Спи спокойно, дорогой мой человек. Твоя жена Ольга». Умерших красноармейцев хоронили неподалеку от госпиталя, под белыми акациями. Если солдаты имели при себе жетоны с адресами, девчата сообщали родственникам, где и когда предали земле их сына или мужа. Конечно, миллионы подобных могилок так и остались неомытыми слезами. Но вдова из Белева, видимо, вымолила хотя бы такую грустную встречу. А пока госпиталь стоял в лесу и луга полыхали то кипреем, то ромашкой, девчата и сами успевали нарвать скромные букетики и отнести погибшим.

Колодцы смерти
Фашистов постепенно прогоняли все дальше. В одной из деревень, едва освобожденной от немецких частей, нашей героине пришлось пережить самое страшное. В стороне от сгоревших домов сразу бросались в глаза два колодца, забитые досками. После того как были оторваны крепкие деревяшки, стало понято, что так тщательно пытались скрыть финские солдаты, которые воевали в Орловской области в составе немецких частей и отличались особой жестокостью по отношению к старым и малым, которым пришлось взвалить на себя тяжесть и горе долгой оккупации.
Колодцы были завалены трупами. Наверное, только война знает ответ на вопрос, почему девчата из госпиталя и двое раненых, прикрепленных к ним, получили приказ доставать мертвецов. Кинули жребий – взяли палку и стали по очереди обхватывать ладонями. Елене Васильевне досталось спуститься в глубокий колодец и подавать тела: наверху ей в помощь сделали небольшой подъемный механизм и складывали покойников здесь же, рядами.
Страшная работа длилась долго. Из ближайших лесов потянулись люди, два года назад один на один оставленные здесь с безжалостными изуверами. Кто посмелее, подходили поближе, пытались угадать в жутких обретениях родных и знакомых. Некоторых так и не опознали – скорее всего, среди них были те, кого немцы гнали в Германию из чужих деревень.
На самом верху лежали взрослые. Пока доставали, местные плакали по ним вполголоса. Когда же дошли до детей, сожженное село задохнулось от рыданий. Тела малышей и подростков плавали внизу, в ледяной воде, и почти не поддались жестокому тлену. Одна из женщин увидела девочку в красной шапочке, завыла, заголосила и рухнула замертво рядом с доченькой…
К вечеру на двери сельсовета появился длинный список убитых. Выведенные красным карандашом имена казались написанными свежей кровью.

Путь к Победе:
кто сбился и не сбился
– Уж как война искромсала судьбы, и не передашь! – вздыхает моя собеседница, пытаясь поймать чистым платочком разбежавшиеся слезы. – Как-то пошла я из госпиталя в ближайшую деревню за едой. Немцы тогда стояли еще неподалеку. Прохожу мимо солдатской кухни, а там работает русский паренек, попавший в плен. Я попросила у него хлеба. Он потихоньку сунул мне две буханки, дал еще сахара большущий кусок и показал, какой дорогой пройти мимо постов, чтобы солдаты не отняли провизию… А потом видела еще одного пленного, уже немца: он шел вместе с другими и умолял наших конвоиров, чтобы они его пристрелили. Только никто этого не сделал. А вообще в Орловской области после плена осталось много немецких солдат. Они нашли себе русских жен, построили дома вдоль берега Оки...
– А вы-то мужа где отыскали?
– Да он сам меня отыскал, – нежно улыбается добрая старушка. – Уже после войны пришел к нашему дому солдатик-инвалид, спрашивает: «Здесь ли живет медичка Елена?». Увидел меня и заявил, что приметил еще в лесном лазарете и дал себе слово: если выживет, приедет за мной. Он сирота, и, кроме меня, его даже некому было встретить из дальнего похода. Так и поженились…

Если звезда упала…
В горнице у Елены Васильевны Петраковой висит большая фотография самых любимых: сын с женой и дочка с мужем собрались вместе, чтобы обнять маму-фронтовичку. Неподалеку – несколько икон.
– Верите в Бога?
Бабуля пожимает плечами:
– Молюсь по вечерам. Когда переехала поближе к детям в Одоевский район, ходила в церковь Анастасова монастыря. Что тут идти-то – три дома и вот он!
Только сейчас крутая лестница древнего храма ей не поддается. Перейти через дорогу, чтобы попасть к такой же старенькой соседке напротив, – и то порой неразрешимая проблема.
– Видела, какие у нас колдобины? – показывает бабуля на глинистый «проспект». – Там уже машины даже посуху не могут проехать, а мы и вовсе не перепрыгнем. Только наше село бесперспективное. Ни дороги, ни газа, ни воды – прям как в сорок первом.
– Что же, забыли про вас местные власти?
– Почему? Вспоминают. Три года назад мне исполнилось девяносто, так приходили несколько человек. Дали денег на пластиковые окна. Уже вставили – теперь как в городе! Правнук потом починил потолок, скоро придет из армии, обещал проведать. Дети приезжают, привозят продукты, копают огород, так что меня никто не забывает…
Ночью над домом Елены Васильевны рассыпаются звезды. Самые тяжелые держатся за небо из последних сил, но тут же срываются и летят к земле. В темноте за окошком ясно слышатся глухие удары. Лежа без сна в пору звездопада, можно загадать и ремонт дороги, и мир без войны. А поутру Елена Васильевна отправится в сад, за короткую ночь усыпанный плодами, – старушка-то знает, что это они – груши и яблоки бомбили землю, падая с веток с вечера до рассвета.
Бог с ними, со всеми звездами! У старенькой медички нет ни одной. Зато имеется пачка сахара и литровые банки. Правнук приедет – будет рассказывать, как служил, она обязательно поставит перед ним блюдце с вареньем, а перед сном непременно помолится, чтобы ни в чей огород больше никогда не залетали пули…