Алексей Воронцов и «яркий дух первооткрывательства»

Наталья ПАНЧЕНКО

Фото: Елена КУЗНЕЦОВА

В научном центре «Археология и реставрация» состоялась пресс-конференция, на которой археологи Государственного музея-заповедника «Куликово поле» подвели итоги работы в уходящем году. Участникам встречи рассказали об итогах изучения полей Куликовской битвы 1380 года и Судбищенской битвы 1555 года, о раскопках на поселении XII-XIV веков у села Себино и на городище у деревни Струково, об обнаружении и изучении одоевских кладов и казачьих слобод XVI–XVII веков. Основным спикером выступил Алексей Воронцов, прекрасный знаток истории Тульского края и блестящий рассказчик. Сегодня он, кандидат исторических наук, учёный секретарь музея-заповедника «Куликово поле», в гостях у «Тульских известий».

– Алексей Михайлович, ваш приход в археологию – дело случая? Или всё-таки нет?

– Сказать, что я с раннего детства мечтал стать археологом, нельзя. На мой взгляд, даже представить себе, что это за профессия, в детстве невозможно. Но моё поступление на исторический факультет Тульского государственного педагогического института (теперь это университет) имени Л. Н. Толстого случайностью не было. И всё-таки без «случая» не обошлось. На первом курсе я познакомился и подружился с другим первокурсником – Степаном Шаминым (мы дружим до сих пор). Сейчас он доктор исторических наук, ведущий научный сотрудник Института российской истории РАН. Так вот Степан, уже ездивший в археологические экспедиции (у него была такая возможность), спросил меня: хочешь стать археологом? – и привёл в экспедицию. Это был 1992 год. Но большую роль в выборе профессии сыграла и сама эпоха. Дело в том, что очень долгое время своих археологов в Тульской области не было. Нашу территорию под руководством Михаила Ивановича Гоняного начинала изучать экспедиция Государственного исторического музея, которая работами на Куликовом поле в 1984 году – на месте великой битвы велись раскопки городищ – и заложила «новую историю» тульской археологии. В 1980-е годы с Михаилом Ивановичем работали Владимир Гриценко, Андрей Наумов, Олег Заидов, Роман Клянин – старшее поколение наших археологов, пришедших к Гоняному на археологическую практику в годы учёбы на историческом факультете пединститута. Я вместе со Степаном пришёл уже в Тульскую экспедицию. Она была создана в 1991 году. Мы стали так называемым вторым поколением археологов Тульской земли, бывшей в то время во многом терра инкогнито. В экспедиции мы открывали историю своего края в буквальном смысле каждый день. Дух первооткрывательства – яркий, дерзкий – жил в нас все годы учёбы в институте.

– Молодость, восторг…

– Да, все – молодые люди: я, Степан, Кирилл Фомин, а старшие, я о них только что сказал, – старше чуть больше чем на 10 лет, и все этакие бессребреники. Время-то какое… Денег нет, но мы работали – уезжали в экспедиции и, полные энтузиазма, испытывали огромный восторг от того, что мы первооткрыватели. Это чувство у меня сохранилось до сих пор, и именно оно, думаю, и «оставило» меня в науке несмотря на то, что в 1990-е годы не было нормального полевого оборудования, что мы жили в драных палатках, где-то раздобытых или купленных на свои гроши, что было холодно, мокро, часто голодно. 1990-е были для нас, «презревших» обстоятельства, золотыми годами: мы были молоды и делали множество важнейших научных открытий.

– На жизнь страшных 1990-х внимания совсем не обращали?

– Происходившее в стране было трагедией больше для моих родителей: нечем кормить семью, проблемы с работой, проблемы с зарплатой… Но для 17−18-летнего подростка жизнь всегда прекрасна. Замечательная погода, отличная компания, вокруг красивые девушки… 1990-е годы, повторю, были больше проблемой для старшего поколения.

– Вы как-то сказали, что «та» романтика жила в вас лет 20 назад. Что пришло ей на смену?

– Романтика – это костер, ночь, гитара, песни, рассвет… Это юность, молодость. Но человек взрослеет, можно даже сказать, стареет. Ему сложнее переносить холод, сырость в палатке. Сейчас я уже не поеду в экспедицию, чтобы посмотреть на звёзды и попеть под гитару у костра до утра. Я езжу, чтобы изучать памятники, изучать историю. Мне интересно это. А тогда манили и песни в звёздные ночи. Правда, кого-то это и сейчас влечёт. И достаточно сильно. Но тех, кто попадает в экспедицию случайно, не задержат ни костёр, ни гитара. Они приедут один раз и скажут – всё: грязно, холодно, нудно, тяжело, больше не поеду. А есть те, кому наша работа близка. У нас есть волонтёры, приезжающие в экспедиции не один десяток лет. Они не археологи, не очень хорошо разбираются в памятниках – у них совершенно другая профессия, но в отпуск они едут – в экспедицию. Им интересно. Для них это важная часть жизни.

– Во многих интервью вы говорили, что сами находки для вас не столь важны: находить артефакты можно всегда и везде, особенно когда «земля непаханая», как это было в 1980-1990-е годы в Тульском крае. Для вас самое важное, сказали вы, – улучшать методику раскопок памятников…

– Немножко не так. Говоря о находках, я имел в виду, что они, даже золотые или серебряные, не важны для меня так, как важна информация, которую они несут. Для археолога каждый глиняный черепок, золотая брошь, серебряная монета – это прежде всего источник информации. В истории человечества есть эпохи, которые не оставили о себе письменных свидетельств: не было традиции летописания. Но чем ближе к нашему времени, тем письменных документов больше, поэтому, например, мы хорошо уже знаем период Московского царства XVI–XVII веков. А древние эпохи можно изучать только благодаря свидетельствам археологическим. Любая прослойка угля, остатки деревянной конструкции, битые горшки, наконечники стрел – всё это свидетели ушедших времён, памятники археологии, которые могут передать много информации, если уметь с ними разговаривать и, изучая, правильно понимать. Именно здесь и важна та самая методика – методика раскопок, которую мы всё время стараемся совершенствовать. Второй раз сделать раскоп нельзя: памятник разрушен. И если археолог не сохранил всю информацию – не внёс в отчёт описание предмета, не сделал чертёж, фотографии – у него будут лишь отрывочные сведения о предмете и истории, с ним связанной.

– В таком случае «археологи-любители» – это просто беда для всех?

– Любители-металлопоисковики, даже сдавая иногда свои находки в музей, лишают нас той самой бесценной информации, о которой я только что говорил. Они порой не могут вспомнить даже место, где нашли какую-то вещь. Она могла быть в древней постройке или в почве как свидетельство, например, войны… Информация, которая об этом предмете должна была быть зафиксирована археологом, больше не существует. Даже в том случае, если «любитель» вспомнит место, где он предмет нашёл, и положит его «обратно». Дважды, повторю, – не войти. Есть предмет, но огромный пласт сведений, с ним связанных, – уничтожен навсегда.

– Можно с этим бороться?

– Карательные меры, наверное, были бы эффективны, если бы их применяли в полном масштабе – по отношению ко всем и во всех случаях. Но ещё в институте нам объяснили, что, согласно теории права, действенным является не строгость наказания, а его неотвратимость. Система «от случая к случаю» не работает. Самым эффективным методом борьбы с этим явлением я всегда считал пропаганду культурного наследия: мораль не позволит образованному человеку уничтожать свою историю. Это гораздо более эффективный, на мой взгляд, метод, чем борьба, которую ведут с «копателями» правоохранительные органы. Но археологические памятники разрушают иногда и при обычном строительстве объектов. Нужно строить новый дом, а тут «мешается» какое-то древнее городище… Во дворе здания, в котором мы с вами беседуем, вы видите свежие детские рисунки на окнах центра «Археология и реставрация». Эти рисунки и есть пропаганда. Не все любят это слово. Но фактически – да, мы пропагандируем свою историю, своё культурное наследие. Поэтому, отвлекаясь от чисто научной работы, занимаемся организацией выставок, чтением научно-популярных лекций, написанием научно-популярных статей… И считаем это важной частью нашей работы, потому что так мы защищаем свою археологию.

– Насколько удаётся, в частности, вам как учёному секретарю «Куликова поля» совмещать большую организационную работу с работой научной – изучением полученного материала, написанием статей, чтением лекций, подготовкой выставок?..

– С одной стороны, это стало привычно, с другой – археолог никогда не работает один. Это всегда коллектив, ядро которого – коллеги. Мы вместе не первый год и во всём друг другу помогаем. Иначе было бы очень сложно.

– Когда люди приезжают «разово», конфликтные ситуации возникают? Как вы их разрешаете?

– Конфликты, конечно, бывают. Универсального рецепта их разрешения у меня нет. Но я понимаю одно. Если дело в человеке – к сожалению, встречаются конфликтные люди, – то его проще удалить из экспедиции. Постоянно решать такие «проблемы» невозможно. Это тормозит всю работу, отнимая много времени и сил. Но такое у нас очень редко случается. И решается, благодаря слаженности ядра, не так болезненно.

– В фильме «Джентльмены удачи» Александра Серого героиня Натальи Фатеевой, приехав к «археологам», говорит: «Отнимать у земли давно ушедшие, забытые тайны – как я вам завидую!» Ваши знакомые «завидуют» вам?

– Об этом не знаю, но я много раз встречал, иногда через несколько лет, бывших студентов, ездивших в экспедиции не один раз, и они вспоминали об этом периоде как об очень светлом времени своей жизни. Они смотрели на меня как на часть своего светлого прошлого. Не знаю, «зависть» тут или нет. В этом плане я и сам себе завидую. Такое отношение к прошедшему возникает, наверное, часто и у всех, когда кажется, что все окружающие были тогда лучше – добрее, отзывчивее. В экспедиции все на виду. Это особый мир. Открытый, честный…

– Современные молодые люди, прагматики в большинстве своём, часто задают вопрос, он звучит постоянно, – и зачем это нужно, чему учит история?

– Забавный вопрос: зачем человечеству нужна история… Я отвечу так. Изучение собственного прошлого даёт понимание того, кто ты в этом мире. Попытки написать историю своего рода, своего народа начинаются в глухой древности, когда людям, казалось, ни до чего не было дела, кроме как добыть еду, согреться, отбиться от врагов. При этом все они и всегда с огромным удовольствием слушали рассказы, легенды о том, что было до них – давным-давно. Знание о прошлом не просто помогало человеку понять себя – оно давало ему место в мире, в котором он живёт. Все древние летописи, та же «Повесть временных лет», создавались для «фиксирования» своей истории. Без этого – народа нет. Он появляется тогда, когда у него появляется либо устная, либо отражённая в записях история. Есть история, повторю, – есть народ. Нет её – нет народа. А началось всё с обретением активного христианского самосознания. Нужно было «вписаться» в этот мир – узнать, кто мы и откуда, найти своё место, понять, как соотносимся с другими народами. Вот это и есть история, и без неё человек не может существовать.

– Какой вывод можно сделать сегодня о жизни народа, проживавшего на Тульской земле? Постоянные войны?

– Постоянные войны были везде и всегда, это часть истории человечества. Без драки, к сожалению, ничего не получается: всё время есть кому и что делить, кому и что отнять. Я изучаю эпоху Великого переселения народов. Процесс начался в IV веке с вторжения гуннов – кочевников из Центральной Азии, которые стали катализатором массовых перемещений. Чем эта эпоха важна для понимания современной истории? Именно в то время стала закладываться многонациональность нашего народа – одной из важнейших его черт. Русский народ никогда не был мононациональным, считавшим, что все вокруг для него чужаки. Мы изначально были «бурлящим котлом» совершенно разных народов, при этом в трудную минуту как один поднимавшихся на борьбу с врагом. И сейчас Россия многонациональная страна. И в этом не просто её особенность – в этом её сила. А корни силы – как раз в той очень бурной эпохе Великого переселения народов.

– Над чем вы работаете сейчас?

– Сразу над всем, как всегда. Продолжаем изучать находки, обнаруженные в кладах в Одоевском районе. Закончим их реставрацию и приступим к описи и прорисовке. Фотоснимки почти все уже сделаны. Начали готовить первые научные статьи о кладах. Потом будем готовить выставку. И всё это – попытка ответить на вопрос, кто мы здесь и зачем.