Преподаватель Лариса Захарова: Мне близок герой ищущий

На протяжении многих лет она была председателем предметной комиссии по литературе на вступительных экзаменах в ТГПУ им. Л. Н. Толстого, постоянным членом жюри III тура Всероссийской олимпиады школьников по литературе, членом методической комиссии и жюри Всероссийской Толстовской олимпиады школьников по литературе. Говорить с Ларисой Владимировной мы будем о её пути в литературу, о значении книги в её жизни и о знаковых для неё авторах — Льве Толстом и Сергее Есенине.

 — Лариса Владимировна, кто привёл вас в литературу? Заинтересовал ею настолько, что вы посвятили её изучению всю жизнь?

 — Мой дедушка — Пётр Фёдорович Захаров, который очень много читал мне в моём раннем детстве. Кстати, мне так хотелось научиться читать самой, что я следила за строчками во время дедушкиного чтения — и действительно научилась. Мне было года три, наверное. С тех пор с книгами не расстаюсь. Читать всегда любила и читала много. К слову, всё наше поколение было читающим: не было интернета, телевидение не изобиловало программами для детей. Что нам «оставалось»? Читать, играть, учиться. И в семье у нас много читали, что, конечно, тоже сыграло большую роль в моей любви к книгам. Однако в литературу как предмет для исследования я не сразу пришла. И преподавателем литературы тоже стала не сразу.

 — Значит, об учительской профессии не задумывались?

 — Нет, учителем я хотела быть всегда. Игра в школу была в детстве любимой игрой. Кроме того, моя мама — учитель истории. Она окончила историко-филологический факультет (он тогда так назывался) нашего пединститута. Тётя, мамина сестра, — тоже учитель, преподавала в школе русский язык и литературу. Кстати, и сын мой работает учителем, только биологии, химии и географии. Просто поначалу я не знала, преподавателем какого предмета мне хочется быть. А потом сформировался устойчивый интерес к русскому языку и литературе, но прежде всего — именно к языку, хотя иностранные языки мне тоже давались легко. И на наш факультет — он тогда назывался факультет русского языка и литературы — я поступала исключительно из любви к русскому языку. Но по окончании института меня пригласили на кафедру литературы (сейчас это кафедра русского языка и литературы). А когда я начала работать над кандидатской диссертацией, поняла, насколько это интересно и серьёзно — заниматься литературоведением, дающим возможность глубоко исследовать произведения, обстоятельно их анализировать.

 — Литературе как школьному предмету всегда придавалось огромное воспитательное значение.

 — А как может быть по-другому? Книги формируют наш внутренний мир, причём с самого раннего возраста. В детстве у меня был сборник стихотворений Николая Некрасова, это один из моих самых любимых авторов, «Стихи для детей». Специально для детей поэт, конечно, не писал, но по тематике, по образному строю эти стихи давно входят в круг произведений для детского чтения: «Зелёный шум», «Крестьянские дети», ряд других. Но одним из самых любимых моих стихотворений было «Несжатая полоса»:

Я читала это стихотворение — и мне было безумно жаль пахаря, у которого «моченьки нет» убрать посеянный им хлеб. Но ещё больше я жалела колосья, которые старались всю весну и всё лето, наливались зерном, а вот теперь должны погибнуть. Я даже плакала над этими стихами, представляя себе заброшенную полоску с колосьями неубранного хлеба. Вызывать сострадание, сопереживание, помогающее нам становиться добрее, а значит — лучше, нравственнее — удивительное свойство литературы, особенно русской.

 — Люди, много читающие, — высоконравственные люди?

 — Знаете, не думаю, что человека, много читающего, всегда можно назвать высоконравственным. Да и читают все по-разному. Но человек читающий имеет больше возможностей стать духовно развитым. К сожалению, сегодня, не обременяясь чтением произведений русской классики, мы теряем огромный пласт культуры, пласт высокой нравственности, который имело, например, наше поколение. Вся литература, и русская прежде всего, — о духовных исканиях человека, о его внутренней неуспокоенности, о стремлении к чему-то более высокому и прекрасному. Читая, вместе с героем проходишь путь его поисков. Его жизнь, переживания, мысли проецируешь на себя, и если герой что-то обретает, открывает, становится, условно, на ступень выше в своём духовном развитии, то вместе с ним и сам становишься взрослее, мудрее, лучше.

 — Кто для вас такой герой — идеальный, постоянно ищущий, с которым можно расти при каждом обращении к произведению?

 — Для меня таковы герои Льва Толстого, прежде всего Константин Левин, близкий мне как раз своей «неидеальностью». Мне очень нравятся слова писателя из его письма 1857 года (Толстому нет и 30-ти): «Чтоб жить честно, надо рваться, путаться, биться, ошибаться, начинать и бросать, и опять начинать, и опять бросать, и вечно бороться и лишаться. А спокойствие — душевная подлость». Таков и князь Андрей Болконский. Когда я читала «Войну и мир» в школе, он казался мне воплощением нравственного идеала. Через годы, перечитывая произведение, я поняла, что это не так. Есть в князе Андрее этот барский снобизм, нетерпимость, но он стремится от этого уйти, и именно потому, умирающий и прозревший, он уже другой человек: совсем не тот гордый, эгоистичный, непримиримый, каким был прежде. Жизнь есть добро, и жизнь есть любовь — решает для себя князь Андрей. Любить ближних, любить врагов своих, любить Бога во всех проявлениях — это то, к пониманию чего приходит этот «неидеальный» герой. И я, например, знаю, что такая духовная высота, которой достигает умирающий князь Андрей, мной, в возрасте, много большем, чем возраст, в котором он уходит из жизни, ещё не взята. Мне ещё к этому идти. И литература, Толстой этому способствуют.

 — Не случайно, наверное, вы стали преподавать дисциплины, связанные с Львом Николаевичем.

 — У нас в университете раз в два года проводятся Международные — они уже давно имеют такой статус — Толстовские чтения. И сначала это была просьба заведующего кафедрой ко всем преподавателям кафедры — выступить на чтениях. Мне стало интересно попробовать себя в качестве исследователя толстовского наследия — а Толстой неисчерпаем — и вот с 1990-х я углубилась в разработку различных проблем творчества писателя. Вскоре поняла, что накопленный исследовательский материал вполне можно представить для ознакомления студентам, тем более что у них были такие, например, дисциплины: «Духовное наследие Толстого», «Толстой — художник и мыслитель», «Толстой и религии мира», «Воплощение образов героев Толстого в кинематографе».

 — Многих увлекли Львом Николаевичем?

 — Не знаю, насколько многих, но слушали всегда заинтересованно. Курс «Духовное наследие Толстого» читался на всех факультетах, как сейчас читается «Русский язык и культура речи», «Риторика». Это не вполне лингвистические дисциплины — они больше общеобразовательного плана. И я удивилась, когда на факультете физической культуры — наше предубеждение всегдашнее, что этим ребятам мало интересны вопросы русского языка и литературы — студенты говорили, как это увлекательно. Один парень подошёл и сказал: читаю публицистику Толстого, и мне с вашей помощью хотелось бы разобраться в таких-то и таких-то вопросах. Я была поражена. Мы действительно рассматривали творчество Толстого не «по-школьному»: говорили об эстетике, о том, как это воплощается в художественном творчестве писателя; рассматривали религиозно-философские взгляды Толстого, их отражение в публицистике и в художественной литературе; мы посмотрели много документальных кадров, связанных с Толстым, много фрагментов из экранизаций произведений писателя — охват был широким. И проявление такого внимания к творчеству Льва Николаевича было просто замечательно. Сейчас, к сожалению, этого курса нет, но я считаю, что такие занятия необходимы. Они нужны как для расширения круга знаний студентов — для их образования, общего развития, так и для воспитания, о чём мы с вами говорили. Так что, думаю, появлению интереса к творчеству великого мыслителя я в какой-то мере способствовала.

 — У вас вообще очень широкий круг преподаваемых дисциплин — начиная от античности и заканчивая даже не Львом Николаевичем, а литературой 21-го века. Особо на вашей полочке стоит Сергей Есенин. Он тоже для вас из тех, кто ищет?

 — Несомненно. Это великий поэт. И статус его не изменится, как бы и что бы ни говорили о нём как о человеке. Есенин, как и Некрасов, вошёл в сферу моих читательских интересов в детстве. Я читала и знала наизусть множество его стихотворений, начиная со знаменитой «Берёзы» («Белая берёза под моим окном»), «Пороши» («Еду тихо. Слышны звоны»), «Поёт зима — аукает». Потом познакомилась с другими его произведениями, где поэт размышляет о жизни и смерти, своём месте в жизни. В старших классах заинтересовалась биографией Есенина. Читала воспоминания его современников, его письма, литературу о нём — так складывался образ поэта. Но в первую очередь он складывался из самого творчества Есенина.

 — Чем захватила вас его поэзия? Да так, что любовь к ней не «отменили» ни его нетерпимость, ни скандальность?..

 — Необыкновенным проникновением в человеческую душу. Он открывает такие психологические глубины в лирике, каких, мне кажется, до него, а может быть, и после, — никто не открывал. Его лирический герой, тоже отнюдь не идеальный, обнажает свою душу совершенно искренне и безжалостно — именно безжалостно. Это и цепляет, потому что все мы неидеальны.

 — Откуда у деревенского парня, «души нараспашку», такая тяга к эпатажу, к скандалам? Очень самолюбив?

 — И это есть, конечно. Сама натура есенинская — бунтарская, нетерпимая где-то — протестная натура. Отсюда и этот кураж. Но были и объективные обстоятельства, объясняющие его бунтарство и в поэзии, и в жизни.

Покинув родное Константиново, поэт стал городским — столичным — жителем. Не только по внешнему виду. Костюм всегда с иголочки, цилиндр, лаковые штиблеты, тросточка — всё это так. Городским был Есенин и по своей образованности и воспитанности, как бы это удивительно для кого-то ни прозвучало. Те, кто знал поэта, говорили, что это был очень культурный человек. Он умел вести себя так, что не знающие его хорошо люди и предположить не могли, что перед ними «деревенский парень». Но это всё — внешнее. Есенин не стал городским по духу. Он не принял город внутренне, оставшись душою в полях и рощах своего села. Не случайно у него появятся эти протестные строки:

Есенин отторгает город, и это трагедия поэта, трагедия человека, «потерявшегося» между городом и деревней, трагедия вечного «странника».

Сколько у Есенина таких строк. И, может быть, из этого протеста против города — железного, безжалостного, города-спрута, оставившего лирического героя без дома, вынудившего его «странствовать» — и рождается эта скандальность, это хулиганство, это желание бросить вызов. А кроме того, такие жизненные впечатления тоже нужны были поэту — для более полного восприятия мира, для того, чтобы и творчество его было более ярко.

В конце концов, кто из великих ровно, гладко прожил жизнь? Да никто. И не случайно, обращаясь к памятнику Пушкину, Есенин говорил:

И хотя поэт вполне понимал, что его скандальность где-то разрушает его самого, уйти от этого не мог. С другой стороны, повторю, — Пушкин ли, Лермонтов, Некрасов, тот же Лев Толстой — все они, скажем так, «чудили» и были очень непросты. Потому что гении. Есенин просто не мог быть благопристойным, иначе он не был бы Есениным. Думаю, так.

 — Только ли противоречия между деревней и городом, высочайшую одарённость можно назвать объективными причинами бунтарства Есенина? Можно ли к ним отнести противоречия между деревней и властью, которые его тоже мучили?

 — Конечно, и между человеком и властью. Есенин был включён в пантеон советских поэтов как великий советский поэт. У него действительно немало произведений, написанных во славу революции, социализма. Даже, может быть, больше, чем у признанного поэта революции Маяковского, у которого революционных произведений, в общем-то, не так много. У Есенина их гораздо больше, как ни странно это опять прозвучит. Тут и «Певущий зов», и «Отчарь», и «Пантократор», «Товарищ», «Инония», которые поэт называл маленькими поэмами. В 1917 революционном году появится стихотворение:

Как «нечего дать»? Революция. Пой революцию. Нет. В одном из частных писем — письме Евгении Лившиц, это подруга детства Есенина — поэт писал: «Мне очень грустно сейчас, что история переживает тяжёлую эпоху умерщвления личности как живого. Ведь идёт совершенно не тот социализм, о котором я думал». Это беда Есенина. Как и многие тогда, он был утопистом. Все представляли себе будущее в очень радужных тонах: и Блок, и Маяковский, и Валерий Брюсов. Даже Борис Пастернак и Осип Мандельштам — казалось бы, традиционно аполитичные поэты. Все они чего-то ждали от революции, ждали преображения мира. И Есенин не исключение, он не исключение, может быть, даже в первую очередь. Он ждал наступления некоего крестьянского рая на земле. А получилось — уничтожение «есенинской» деревни. Это противостояние с новью — для поэта настоящая трагедия. Надо было петь новь, а у него это не то чтобы не получалось, нет — Есенин просто, как всегда, был правдив:

Поэт всё равно оставался душой в патриархальном прошлом Руси — избяной, крестьянской, и ему это не простилось. Мне кажется, развилку между городом и деревней через много лет не смогут пережить и повторят есенинскую трагедию ещё два замечательных писателя — Василий Шукшин и Николай Рубцов. Это, в общем-то, трагедии того же плана, только в другое время.

 — Власть вела целую битву за Есенина — за то, чтобы приблизить его к себе. За него — как ни за кого, наверное, другого. Настолько его боялась?

 — Во время переломных моментов власть всегда пугают настоящие художники. Пугают влиянием на умы и души читателей. Популярность Есенина была сумасшедшей. Его влияние на людей было колоссальным: когда он погиб в декабре 1925-го, по России прокатилась волна самоубийств. И, конечно, власть, понимая силу есенинского таланта и зная ему цену, боялась этого влияния. Чтобы не «бояться», она пыталась поэта приблизить, приручить. Воспротивится, а именно так и случилось, — будет пытаться придавить. Может быть, даже уничтожить. Но — так и не покорила.

 — В 2005 году о Сергее Есенине был снят фильм с Сергеем Безруковым в главной роли. Насколько удачной показалась вам картина?

 — Прежде всего — спасибо автору сценария Виталию Безрукову и его сыну Сергею за обращение к теме жизни Есенина. Но, мне кажется, в фильме показана лишь одна сторона личности поэта — его разгульность, удаль, широта натуры. Всё это ему было свойственно, вне всякого сомнения. Но когда на экране вечно гуляющий, разудалый, хмельной Есенин, естественно, задаёшься вопросом — а когда же писал он свои гениальные стихи? Я верю есенинскому признанию, поэт всегда был искренним: я пьяный никогда не пишу. В фильме же трезвого, серьёзного., самоуглублённого, закрывшегося в комнате и работающего над стихами Есенина я, к сожалению, не увидела. Личность поэта показана односторонне, на мой взгляд.

 — Как сыграл, пусть даже с акцентом на этой одной стороне, Сергей Безруков?

 — Сыграл ярко, но кое-где переигрывал. Да, неуёмность есенинской натуры известна, хотя мною она всегда читалась — по его произведениям и по воспоминаниям о нём — в соотнесении с другой стороной его личности, и мы об этом уже сказали, — серьёзностью, глубиной, очень требовательным отношением к своему творчеству. Есенин в исполнении Безрукова слишком разухабистый. Вспомните сцену чтения «Гой ты, Русь моя родная!» перед царской семьёй: как вольно он себя здесь ведёт. Кроме того, насколько мне известно, Есенин не читал свои стихотворения так, как читает их в фильме Безруков. Сохранились записи есенинского чтения: он как бы заново проживает стихи, как бы заново их создаёт. Сохранилась и аудиозапись, где Есенин читает монолог Хлопуши из «Пугачёва» — он выпевает гласные. Правда, это было чтение на большую публику, и это Есенин 1920-х годов… Но вообще — считаю необходимым сказать Сергею Безрукову спасибо за то, что он популяризирует творчество великого русского поэта, создавая в том числе и спектакли по произведениям Сергея Есенина, тоже имеющие большое, как и литература, воспитательное значение.