Художник-миниатюрист Сергей Сабина: Во всём я старался достигать совершенства

В Тульской областной научной библиотеке открылась выставка миниатюр «Искусство в каждом предмете» (6+). В качестве экспонатов представлены работы, при изготовлении которых использовались металл, дерево, камень. Здесь же — изделия из стекла, шерсти, картона.

Желающих ознакомиться с выставкой оказалось довольно много. Присутствовали на мероприятии и сами мастера. С одним из них, Сергеем Сабиной, мы встретились на следующий день после открытия выставки. Работы этого мастера-миниатюриста известны не только в Тульской области, но и в России. Репортажи о них были показаны как на телевидении Тулы, так и на центральном ТВ: он участвовал в утренней программе Первого канала, представляя работу «Самовар для Мухи-Цокотухи».

— Сергей Павлович, о ваших работах, как оказалось, рассказано довольно много: их часто показывают на тульском телевидении, вы демонстрируете их на своей страничке «ВКонтакте». Но вот о вас самом, к сожалению, ничего не известно. Где вы родились, учились? Кто ваши родители?

 — Родился я в Берлине. Отец у меня военный и в то время проходил службу в Германской Демократической Республике, а мама, что называется, была при нём. Через три месяца после моего рождения семья переехала в Тулу. Когда нужно было возвращаться на Родину, родители выбрали именно этот город, хотя сами из Белгородской области. В Туле мы жили в доме, который был расположен на территории сегодняшнего Фрунзенского рынка. Трамвай тогда ходил по Красноармейской улице (сейчас это Красноармейский проспект). Мы приходили на остановку, и родители везли меня в детский сад на Первомайской. Это был садик Тульского оружейного завода.

— На ТОЗ устроился папа?

 — Нет, мама. Отец служил в органах МВД. Сначала она работала по каким-то рабочим специальностям, а одно время была парторгом цеха. У неё даже государственные награды есть. Во время Великой Отечественной войны она получила ранение, где-то, по-моему, на территории Польши, и орден Красной Звезды на одной из московских станций метро ей вручал лично Михаил Калинин. Это было в 1944 году. А в мирные дни её за доблестный труд наградили орденом Октябрьской Революции.

— Какая у папы была военная специальность — артиллерист, зенитчик?

 — Во время войны он служил в зенитной артиллерии.

— Вы в семье были единственным ребёнком?

 — Нет, у меня есть старшая сестра. Она сейчас в Серпухове живёт. Как и мама, она получила медицинскую специальность.

— В какой школе вы учились?

 — В 16-й, на Коминтерна, в районе Фрунзе. Это была четырёхлетка, располагавшаяся в деревянном здании, которого уже нет. Закончив начальную школу, перешёл в восьмилетку, это угол Лейтейзена и Коминтерна. Здание сохранилось до сих пор

— Как вы учились? Какие предметы нравились?

 — Учился хорошо. А нравились мне гуманитарные предметы: русский язык (пишу без ошибок), география и история.

— Раньше в советской школе были уроки труда…

 — Да. В нашей школе мальчики занимались работой на станках. У нас был отдельный класс, в котором стояли разные станки.

— Можно сказать, что это был ваш первый опыт работы с инструментом?

 — Да. Видимо, отсюда началось моё увлечение. У нас был хороший учитель, который обучал нас многому, в том числе и столярному делу.  Девочки шили, готовили, а мы осваивали азы работы в цехе.

— После восьмилетней школы вы ещё учились?

 — Пошёл в десятилетку, 17-ю школу, это рядом с музеем Вересаева, на Гоголевской. Её здание тоже сохранилось — трёхэтажное, старинное. Радовало, что в этой школе был спортзал.

— Какие-то спортивные достижения были?

 — Уже после школы. По волейболу имел первый разряд.

— Закончили десятилетку, а дальше?

 — Если вы об институте, то скажу: раньше не все стремились в институт. Впереди у меня была служба в армии. До неё оставалось время, и мама привела меня на оружейный завод в свой механический цех. Там выпускали детали к автоматам и карабинам. Меня направили в учебный цех. Всё отлажено, строго. Сильная база была на оружейном заводе. И учебные цеха сильные. Всё на высшем уровне. Мастера, которые меня учили, родились ещё, наверное, до революции.

— Помните кого-нибудь из них?

 — Иван Михайлович Фролов. Дедушка. Старенький такой, маленький, с усиками. Папироску покуривает. Это был 1970 год. Меня прикрепили к нему. Он никогда не стоял у меня над душой: делай это, делай то. Но я вникал в производство с его помощью. Хотя времени на это, как ни странно может показаться, было мало: меня от военкомата отправили учиться в ДОСААФ. Тогда все учились.

— Перед службой в армии?

 — Да. Кто на шофёра, кто ещё на кого. Я учился на радиста, радиотелеграфиста. Слышали про азбуку Морзе? Клуб ДОСААФ находился на Тимирязева. По-моему, он и сейчас там. Выучил азбуку Морзе и в армию был призван по своей специальности — радиотелеграфистом. Служил под Смоленском. Отвезли нас в часть, познакомили со старослужащими, а они нам проверку устроили — решили посмотреть, чего стоят наши профессиональные навыки, полученные в ДОСААФе. Я на все их вопросы-задания ответил без ошибок и первые полгода, когда всех обучали азбуке Морзе, даже немного «скучал»: мне всё известно. Из учебной части нас перевели в казарменные. Там тоже проверка. Я и здесь экзамен сдал без единой ошибки. Тогда меня отправили обслуживать очень ответственные сети.

— Что значит сети?

 — Мы принимали радиограммы из ответственных организаций — стран Варшавского договора, Московского военного округа. Я обслуживал сети наших военно-воздушных сил. Наверное, и сейчас так же работают радисты — ждут приказа, серьёзного сообщения…

— Ваши руки не скучали по станку в это время? Не хотелось ими что-нибудь поделать?

 — Тогда ещё нет. Навыков было мало.

— Закончили службу в армии, возвращаетесь в Тулу…

 — Возвращаюсь в Тулу. Отдыхаю. Помню, лето было, поехали с сестрой на юг. А 1-го сентября пришёл на свой завод, в тот же цех, на то же самое место. Готовился уже поступать в политехнический институт: тогда от заводов давали направление на учёбу. А когда начал работать, влился в коллектив, когда начали какие-то навыки появляться, в институт поступать расхотелось. У нас была бригада, ребята делали работу, я им помогал. Зарплата была очень хорошая по тем временам. И я подумал: куда я пойду? И начал развиваться профессионально. Довольно скоро получил 3-й разряд слесаря-инструментальщика — уже мог делать всякие сложные вещи, приспособления для обработки деталей. Проходит какое-то время — уже на 4-й сдал. Шёл сдавать — никогда не боялся. Вскоре у меня был 5-й разряд.

— Стали высококвалифицированным специалистом…

 — Чтобы стать хорошим специалистом, надо лет десять проработать. Накопить опыт, набрать инструмент нужный, научиться понимать, что делаешь. После десяти лет работы начинаешь себя спокойно чувствовать, уверенно. Уже можешь взяться за любую работу, которая может быть предложена. И предлагали. И коллектив наш в почёте был всегда. Выпускали детали к самым новым вооружениям. Всё самое новое шло через нас. Ещё ни техпроцесса, ни оснастки — мы всё придумывали с технологами…

— Можно сказать, что с этого времени у вас стал появляться интерес к детали?

 — Да, именно к детали — размером от семечки до орешка. Работа была интересная, разнообразная.

— Про институт совсем забыли…

 — Забыл, уже появилась семья. У меня к тому времени трое детей было — девочки.

— Работая на заводе, вы уже начали что-то сами делать, придумывать? Или до этого ещё не дошло?

 — Этой темы не было. Но на оружейном заводе у меня было много одноклассников, знакомых. Один из них, Виктор Филатов, работал в цехе, где делали подарочные ружья. Там они занимались резьбой по дереву, всечкой. Всечка — это всечение металла в дерево. А гравировка — это когда всекают металл в металл. И вот я ходил к нему в цех. Проход туда был свободный. Я садился с ним рядом и смотрел, что и как он делает, какой инструмент использует. Стамесочки у него маленькие были. Все ребята, кто работал в этом цехе, — мастера первоклассные. Они и с ювелиркой дружили: ружья отделывали и золотом, и серебром. Вот я у него и учился. Он мне всё подсказывал. Я был в восторге.

— Это уже сколько лет прошло после начала вашей работы на заводе?

 — Лет пять. Я приобрёл инструмент, такой, как у Виктора, — набор из двадцати стамесок. Из хорошей стали. Ими можно любую резьбу делать. Приходил домой и, освободившись от домашних забот (дети ложились спать), садился на кухне и что-нибудь делал.  А после отнесёшь это на работу и ему покажешь. Он говорил, как у меня, на его взгляд, получилось. В основном говорил: хорошо.

— Ваши первые работы сохранились?

 — Есть одна шкатулка, но точно не помню, какого она периода.

— Вы начинали со шкатулок?

 — Да, и делал их полностью сам. Одну я подарил в своё время сестре. Правда, лет пять назад она мне её вернула — чтобы осталась у меня такая работа, потому что я что-то раздал, что-то продал. В цехе были трафареты. Я спрашивал у Виктора, как шкатулки устроены, делал петельки, сечки, завитушки. Чем больше завитушек, тем лучше. Сделал приспособление специальное, чтобы петлю загнуть, через определённые дырочки просверлить отверстие… Получалась замечательная петля — маленькая, аккуратная. У меня шесть таких небольших приспособлений. Они как прессы, только ручные. Руками сделаю одну петлю, а так — несколько, и все петельки будут похожи одна на другую. Я шкатулок 30, наверное, сделал. Разного размера. Когда начинаешь что-то делать, обязательно начинаешь совершенствоваться. Они у меня всё красивее и красивее становились.

— А когда вплотную занялись изготовлением миниатюр? После выхода на пенсию?

 — Если считать в общей сложности, то лет 15 занимаюсь миниатюрой. А работы, которые хранятся у меня дома и которые можно посмотреть на выставке, сделаны за последние 7 лет.

— Сколько времени вы проработали на оружейном заводе?

 — Четверть века, и, как многие, вынужден был уйти. Перестройка. Почти весь завод был закрыт. Мне было 45 лет, самый расцвет для работы. Уже многого достиг, работал на всех станках. Детали мог без чертежей делать.

— И куда вы ушли?

 — Ушёл работать мастером-отделочником — тогда это модно было. И почти 20 лет проработал в фирме «Автор». Занимался внутренней отделкой квартир, офисов. По всей области иногда в командировки ездили. Тоже было интересно. И коллектив оказался очень хороший.

— Совершенно другая деятельность…

 — Но я и здесь большой опыт получил — уже по работе с деревом, с лаками, красками. Работал с хорошими породами — орех, бук, берёза. Берёза, конечно, не такая ценная, но для отделки тоже хороша.

— Вас можно назвать мастером-универсалом.

 — Просто везде и во всём я старался достигать совершенства. И служа в армии, и работая на заводе, в фирме.

— Работая в «Авторе», вы дома продолжали изготавливать миниатюры?

 — Да, в это время меня заинтересовали самовары, точнее, самоварные ноги. В голове стали появляться какие-то идеи, связанные с этими ногами. Сначала сделал простенькое — подсвечники на ногах. Правда, тогда мне это «простеньким» не казалось. Но оно, видимо, так и должно быть: не сразу же умение приходит. Сегодня ничего не могу, а завтра — раз — и начал какие-то миниатюры делать.

— Вы говорили, что у вас несколько тем для работы. Шкатулки — пройденный этап. Вы ещё и самовары делали.

 — Один самоварчик сделал из латунного напёрстка. Он на три капли воды и подогревается спичками.

— Он в музее? 

 — Все работы находятся у меня. А две сейчас в музее-лавке «СамоварЪ» на Металлистов. Одна из них — Левша. Случайно, лет пять назад, на барахолке я купил уникальную наковальню — какую-то дореволюционную, сделанную кому-то в подарок, и поставил её на самоварную подставку. Благодаря этой подставке и Левша смотрится по-другому. Сейчас жалею, что многое отдал или продал…

— Мне очень хочется задать вопрос: нет ощущения, что вас кто-то ведёт?

 — Давно. Но это не ощущение. Мне кажется, каждый человек должен знать: не он что-то придумывает — всё даётся ему откуда-то извне. У каждого есть ангел-наставник, который смотрит: может он поручить что-то этому человеку или нет? И я понимаю, что есть такая помощь. И она должна быть. Иной раз идёшь, думаешь: как же мне это сделать? Начинаешь искать: «ВКонтакте» или в «Яндексе». Что-то полистаешь, смотришь — вот то, что искал. Это ведь тоже надо понять: именно оно мне нужно. Вот задумал я сделать Левшу. У него лупа, микроскоп. Где мне взять микроскоп? Иду на барахолку — лежит. То, что мне нужно. Продаёт мужчина. Цена меня устраивает, материал — латунь — устраивает. Беру. Иду в следующий выходной на ту же барахолку, смотрю — а на этом месте вообще никого нет. Понимаете: то, что я захотел, я получил. Всё. Получил — действуй, работай.

— Вы ведь и табакерки делали?

 — Делал. У соседей подсмотрел интересную конструкцию. Табакерка открывается, и сигареты становятся шалашиком, сцепляясь, как сцепляются пальцы рук. Красивая конструкция. Табакерок я штук пять сделал.

— А сколько у вас самоварчиков?

 — Около десяти. Но самоварчики я, скажем так, не делал, а восстанавливал. Приобретал старенький, маленький, сломанный — без носика, без ручек — и начинал его приводить в порядок.

— Восстановление самовара — это тоже кропотливая работа?

 — Это совсем другая работа. Самоварчик из напёрстка, о котором мы говорили, мне просто захотелось сделать — прикрепил к нему ножки, краник, ручки. У нас в каком-то из музеев есть самовар из напёрстка. Но я свой сделал по-другому. У меня уже целая композиция вокруг самовара: тут и муха, и жучки собраны. Красиво смотрится. 

— У вас столько тем: шкатулки, табакерки, самоварная тема, Левша…

 — Мы живём в Туле. Это уникальный город. Город для творцов. У нас стольким можно заняться. У нас и оружие, и самовары, и пряники… И Левша у нас, и Пётр Первый, и вот эти усадьбы рядом: и Ясная Поляна, и Поленово… Такая благодатная почва для творчества. Только думай, твори и получай удовольствие от работы. И чтобы люди от твоей работы получали удовольствие. 

— Какая из тем у вас любимая?

 — Тульская. Моё любимое занятие сегодня — ландшафтная миниатюра. Создание макетов Ясной Поляны, усадьбы «Поленово», Московского дворика, Тульского кремля, музея оружия. Под каждую сделана индивидуальная подставка. В планах сделать зимний поленовский пейзаж. Уже чертежи подготовил и начал кое-что делать. 

— Есть ещё что-то в планах? 

 — Гармонная фабрика братьев Киселёвых. Это работа на полгода. Там два этажа: первый — рабочий, второй — жилой. 30 окон надо сделать, 10 дверей. Рамы на окнах должны быть с обеих сторон, чтобы рассмотреть композицию можно было не только снаружи, но и изнутри. Сложная работа. Единственное, чего не могу сделать для макета, — это человечков. Людей здесь не хватает. А потому присматриваюсь: надо тульского мастера попросить их изготовить. Попрошу его одеть их в соответствующую рабочую одежду, старинную, чтобы они были в фартуках, косоворотках, сапогах…

— Вы теперь каждую работу ставите на самоварные ноги, чтобы она вращалась, и делаете освещение. Это у вас становится правилом?

 — Да. Сейчас для каждой работы делаю подставку и каждую освещаю: миниатюра становится сложнее, и смотреть её интереснее. Даже предыдущие работы стараюсь оснастить подставками и освещением.

— На открытии выставки вы сказали, что каждый день надо что-то понемножку делать. Вы сегодня уже что-то сделали? Или собираетесь?

 — На гармонной фабрике — у неё очень сложная крыша — сделал слуховое окно. Скат крыши — и на нём маленькое окошко. Трубой печной занимался: ставил над ней дымоуловитель. Надо, чтобы день не даром прошёл.

— В конце прошлого года вы издали брошюру с фотографиями ваших работ. Продолжение будет?

 — Будет. Чтобы ни один день не проходил даром.