Дорога длиною в бессмертие. Как спасали наследие Толстого?

Бакари ГРДЗЕЛИШВИЛИ

Фото: Сергей КИРЕЕВ 

В начале октября 1941 года войска немцев в рамках реализации плана по захвату Москвы двинулись на Тулу. Вражеской армией командовал генерал Гудериан. Началась оборона города. Нацисты пошли в наступление с юга, подступили к Туле вплотную, взяли город в полукольцо и овладели близлежащими окраинами. Несмотря на ожесточённые сражения, советским солдатам пришлось отступить. В эти же дни была оккупирована и Ясная Поляна.

Решение об эвакуации было принято в июле 1941 года. Времени на подготовку было катастрофически мало. Сотрудники музея работали круглосуточно, упаковывая личные вещи Толстого, его библиотеку, рукописи, предметы быта и мемориальные предметы. Каждый экспонат тщательно упаковывался в специальные ящики, пронумеровывался и описывался.

Эвакуацией руководила тогдашний директор «Ясной Поляны», внучка писателя – Софья Толстая-Есенина. «Приближение линии военного соприкосновения к Тульской области и регулярные обстрелы города представляют угрозу для материальных ценностей и культурного наследия Ясной Поляны… Личные вещи писателя, библиотека Толстого и работы знаменитых российских художников составили груз в 120 ящиков. Чтобы вывезти вещи в безопасное место, потребуется вагон…» – писала она. Понимая угрозу уничтожения мемориальных предметов, руководство Тульской области предоставило вагон для эвакуации музея.

Из воспоминаний сотрудников музея: «Погрузка шла в полной темноте. Любой огонёк, даже самая маленькая лампа, мог выдать наше местоположение.

Мы работали вслепую, на ощупь. Обхватывали руками тяжёлые рамы картин, скрипучие ножки стульев, осторожно переносили рукописи, словно живых существ.

Часы тянулись бесконечно. Холод пробирал до костей, пальцы не слушались, но никто не жаловался. Порой мы шептали друг другу: «Тише, это же стол Льва Николаевича... осторожно...» Казалось, сам дом следит за нами и дышит в темноте.

Был момент, когда один из ящиков застрял в дверном проёме. Мы всемером навалились на него, при этом кто-то негромко произнёс:

– Лев Николаевич, помоги...

И, как ни странно, ящик поддался. Может быть, помог ветер, а может – сама Ясная Поляна, которая не хотела расставаться со своим сердцем».

Поезд двинулся в Томск 9 октября 1941 года, а немецкие части заняли Ясную Поляну 29 октября.
Музейный хранитель Сергей Щеголев вспоминал: «В 10 утра к имению приехала машина с гитлеровскими офицерами. Они приказали открыть музей и показать комнату, в которой было бы удобно обустроить военный лагерь. К вечеру нацисты заняли Дом Волконского».

За 47 дней немцы нанесли колоссальный ущерб и невосполнимые потери имению Толстого.

О сохранении музейных сокровищ знали немногие. Все держалось в строжайшей тайне. Только в 1966 году в журнале «Москва» № 12 сотрудник музея «Ясная Поляна» Владимир Жданов рассказал эту историю:

«На мою долю выпала честь много лет заведовать рукописным отделом Музея Л. Н. Толстого, то есть самым драгоценным наследством писателя.

По приезде из Ленинграда мы стали готовить эвакуацию рукописей Толстого, собирать сундуки и чемоданы у себя, у сослуживцев и знакомых. Набрали их пятнадцать. Одновременно готовились в дальнюю дорогу архив А. М. Горького и музей A. С. Пушкина.

Эвакуация была поручена мне. «Груз» направлялся в Томск, под покровительство Томского университета. Старались сохранять секретность – в дорожных документах было глухо указано: разные книги. За этим таились весь Толстой, весь Пушкин, весь Горький!

Выезд был назначен на 18 июля. В стальной кладовой собрались взволнованные сотрудники нашего музея. Въехала во двор грузовая машина. Мы тронулись – в безвестность.

Погрузились на товарной станции Северной железной дороги в пульмановский товарный вагон. Вагон выкатили от пакгауза на запасный путь около станции Москва-3. Попытки продвинуться дальше ни к чему не приводили. Нам резонно отвечали: надо снаряды и хлеб везти, а ваши книги подождут. Кое-как к вечеру перегнали на Лосиноостровскую-сортировочную и поставили в длинный хвост около северной башни.

С первым утренним поездом отправились в город настаивать на скорейшей отправке. Беседа в ЦК дала немедленный результат: указание об ускоренном продвижении.

В пути наш вагон несколько раз перецепляли, и приходилось хлопотать, чтобы не оказаться в длинном хвосте – шли эшелоны с эвакуируемыми заводами. Мы подходили к диспетчерской башне, я поднимался наверх, Иван Павлович Ладыжников скромно стоял внизу у лестницы. Я обращался к диспетчеру: «Посмотрите, внизу старичок. Это близкий друг Максима Горького, он едет с важным поручением. Прицепите вагон к ближайшему маршруту». Друг Горького! Это действовало, и вагон продолжал двигаться на восток.

Утром 5 августа мы прочитали на здании вокзала, к которому подъезжали: «Томск-1».

Нам отвели две комнаты на первом этаже Научной библиотеки университета».

Яснополянские музейные ценности вернулись уже победной весной 45-го

«1945 год. Все чаще стали поговаривать о реэвакуации, – вспоминал Владимир Жданов. – Наконец время пришло… Нам прислали из Института административно-технического сотрудника, снабдили «на всякий случай» огромной суммой денег и, главное, прикомандировали отряд автоматчиков.

Сборы были несложны. Наняли для погрузки артель университетских студентов. Накануне я побывал с прощальным визитом в обкоме партии, в облисполкоме, у председателя горисполкома. На протяжении всех лет они оказывали нам большое содействие. Не зная, чем еще проявить внимание, глава города выдал наряд на хлеб и несколько бутылок вина.

– Это в дорогу. Чем богаты, тем и рады.

…Утро отъезда. Конец апреля 1945 года…

И вот – Москва-товарная. Яснополянские реликвии поедут в отчий дом».